Глава вторая. Продолжение царствования императора Петра Великого (часть 1)

<< назад | начало | вперед >>

Если относительно армян Петр высказался, что "нельзя по христианству отказать в покровительстве христианам", то понятно, что он не мог оставить без покровительства христиан и русских людей, которые не переставали просить помощи против гонения от польских католиков и униатов. В январе 1722 года, когда император был в Москве, приехал туда белорусский епископ Сильвестр, князь Четвертинский, "обижен и изгнан от ляхов и униатов". Сильвестр представил в коллегию Иностранных дел длинный список обид и притеснений, какие терпит православное духовенство от шляхты; сам епископ носил на руке знаки ран, полученных таким образом: в Оршанском повете шляхтич Свяцкий стал принуждать в вотчине своей православного священника к унии, тот не согласился и получил за это по приказанию пана несколько сот палочных ударов. Сильвестр, встретившись с Свяцким на дороге недалеко от Могилева, стал выговаривать ему за поступок с священником; тогда Свяцкий вместо ответа вынул саблю и нанес епископу две раны в руку. Священников привязывали к четырем кольям и били до тех пор, пока закричат, что согласны на унию; пан поедет на лошади, а священника прицепит веревкою и гонит три версты пешком. Бискуп виленский под смертною казнью запретил строить вновь православные церкви.

Получивши это донесение, Петр написал королю: "Единственный способ для пресечения жалоб духовных и мирских людей греческого исповедания, для освидетельствования обид и для получения за них удовлетворения - это немедленное назначение комиссии, членами которой должны быть и наши комиссары, и уже нами назначен для этого переводчик при посольстве в Варшаве Игнатий Рудаковский и с ним один монах из Заиконоспасского монастыря, учитель (Иустин Рудинский), которым мы повелели жить в Могилеве, сделать подробное исследование об обидах людям греческого исповедания и представить ко двору вашего королевского величества с требованием исправления по силе договора о вечном мире 1686 года и по их правам и привилегиям. Если же паче чаяния по этому нашему представлению и прошению удовлетворения по силе договора не воспоследует, то мы будем принуждены сами искать себе удовлетворения". Мы видели, что уже в описываемое время дело о православных русских соединялось с делом о протестантах, притесняемых также католиками в Польше, и вопрос принимал уже характер диссидентского вопроса; мы видели, что польские протестанты уже обращались к Петру с просьбою о помощи. В описываемое время прусский двор обратился к русскому императору с просьбою заступиться за евангеликов, гонимых в Польше.

Русским министром при дворе Августа II продолжал быть князь Сергей Григорьевич Долгорукий. В начале 1722 года он хлопотал о том, чтобы король признал императорский титул русского государя; когда он обращался с этим делом к некоторым доброжелательным сенаторам, те отвечали, что Речь Посполитая согласится, если король не будет препятствовать; только одно сомнение: не даст ли этот титул будущим государям русским претензий на русские области, находящиеся под польским владычеством? "Но не все ли равно, - отвечал им Долгорукий, - что быть царем или императором всея России?" Несмотря на то, паны продолжали толковать, что можно дать императорский титул только под условием письменного удостоверения, что император и его преемники не будут претендовать на русские области, находящиеся за Польшею. Видели опасность в титуле и не видали ее в явлениях, по поводу которых Петр писал Долгорукому: "Содержание нашей грамоты к королю объяви сенаторам и министрам польским всем с ясным представлением, что если удовлетворения не последует, то будем принуждены сами его искать; домогайся с крайним прилежанием, чтоб определили немедленно комиссаров, при которых должен находиться и наш комиссар Рудаковский, и, прежде чем комиссары с польской стороны будут назначены, отправь немедленно Рудаковского из Варшавы в Могилев, чтоб он жил при тамошнем епископе князе Четвертинском, и обо всех обидах людям греческого исповедания подлинно еще осведомился, и приготовил все доказательства для комиссии, и старался бы о том, чтобы греческого исповедания людям вперед гонения не было. Можешь объявить прусскому министру в Польше, что получил указ заступиться за евангеликов и, если по интересам нашим заблагорассудишь, можешь при случае и об них при польском дворе представления делать и взаимно требовать от прусского министра, чтоб и он тебе в делах людей греческого исповедания помогал".

В сентябре начался сейм, причем со стороны двора обнаружилось прежнее стремление укрепить наследство польского престола за сыном Августа II. Зная, что русский министр будет препятствовать этому всеми силами, придворная партия распустила слух, что русские потерпели сильный урон в Персии; разглашали также, что Долгорукий будет угрозами вынуждать у сейма признание императорского титула за своим государем и если сейм не согласится, то 60000 русского войска вступят в Польшу; внушали послам сеймовым, что если Речь Посполитая согласится дать царю императорский титул, то Петр, основываясь на этом титуле, отберет у Польши все русские провинции; король может в таком случае защитить республику, но за это должен быть обнадежен, что сын его получит польский престол. Долгорукий платил тою же монетой, выдумывая известия об успехах русского оружия в Персии. Впрочем, русский министр был вполне убежден, что посредством сейма король никогда не в состоянии провести сукцессии, т. е. заставить поляков согласиться признать его сына наследником престола, и удивлялся, как берлинский двор может этого бояться. Август II, по мнению Долгорукого, мог достичь своей цели только интригами и смутою. "Если же, - писал Долгорукий, - паче чаяния будет от двора предложение сейму о сукцессии, то буду протестовать и сейм до окончания не допущу". На сейме возобновилось старое дело, чтобы Флеминг сдал команду над польскими войсками природному поляку; двор этому противился по-прежнему; Долгорукий, подкупая послов сеймовых, заставлял их требовать, чтобы Флеминг непременно сдал команду. Но если послы сеймовые могли подчиниться влиянию русского министра, зато почти все магнаты были на стороне двора и готовы были исполнить желание Августа насчет удержания команды при Флеминге и увеличения числа регулярных войск, в чем заключалось вернейшее средство для короля достигнуть своей цели относительно наследства, особенно при помощи Австрии и пользуясь отсутствием русского государя. В таких обстоятельствах Долгорукий считал необходимым разорвать сейм на вопросе о Флеминговой команде, чтобы "пресечь предосудительные дворские намерения". Увидевши опасность от действий Долгорукого, двор решился уступить в деле Флеминговой команды, чтобы только согласились продолжать сейм хоть на три дня, и в это время объявить, что так как после отнятия команды у саксонского фельдмаршала король не может считать себя более безопасным, то требует других мер для своей безопасности, а именно заключения оборонительного союза с Австриею. Но "добродетельные", по выражению Долгорукого, послы не допустили до продолжения сейма, который по истечении законного срока и разошелся, ничего не решив.

<< назад | начало | вперед >>