После этого козаки начали толковать о выборе нового гетмана.
Сочли нужным послать за духовенством и знатнейшими козаками в ближайшие полки; но в тот же вечер и на другой день оказалось, что ждать долее нельзя; козаки гадяцкого полка подняли бунт, убили полковника и разных других людей, так что Голицын должен был послать русских рейтар наблюдать за козацким станом; также начали козаки толпами покидать лагерь: откладывать вы бора стало нельзя.
24 июля собралась старшина у Голицына для выслушания статей, на которых присягали прежние гетманы. Положили принять глуховские статьи с прибавкою следующих новых: "1) при гетмане в Батурине для охранения и целости его быть полку московскому стрелецкому; 2) чтоб гетману и старшине, служа великим государям, народ малороссийский всякими мерами и способами с великороссийским народом соединять, в неразрывное и крепкое согласие приводить супружеством и иным поведением, чтоб были под одною царского величества державою обще, как единой христианской веры, и никто бы голосов таких не испускал. что малороссийский край гетманского регимента, а отзывались бы везде единогласно их царского величества самодержавной державы гетман и старшина и народ малороссийский обще с великорусским народом, и вольный переход жителям из малороссийских городов в великороссийские иметь". После статей начали разговор об имении бывшего гетмана, причем Голицын объявил: "Хотя по закону все принадлежавшее изменнику должно принадлежать царям, однако я, с опасностию навлечь на себя немилость царскую, беру на свою ответственность и определяю, что половина имения пойдет Войску Запорожскому, а другая в казну царскую". Все были довольны, и знатнейшие начали тихонько осведомляться у Голицына, кого бы ему всего больше хотелось видеть гетманом? Голицын намекнул им, что ему больше всего хотелось бы Мазепу, и в тот же вечер у старшины положено было действовать в пользу Мазепы, причем положено было также отнять места у всех креатур Самойловича и раздать их членам новой, мазепинской партии.
25 числа выборные полки и стрельцы окружили походную церковь, поставленную в поле подле козацкого стана. В 10 часов утра приехал Голицын с начальными людьми и велел позвать в круг козаков, которых было 800 конных и 1200 пехоты; знатнейшие из них отправились с боярином в церковь, куда понесли пред ними знаки гетманского достоинства. После молебствия все вышли из церкви, подле которой поставлен был небольшой стол, покрытый богатым ковром: на нем разложили булаву и другие знаки гетманского достоинства. Голицын стал на скамью и сказал козакам, что их царские величества дозволяют им по их старому войсковому обычаю избрать гетмана и что каждый может свободно подать свой голос: так пусть же объявят, кто им люб. На несколько времени водворилось молчание, потом несколько голосов поблизости произнесли имя Мазепы, другие подхватили, и скоро по всей толпе раздались восклицания: "Мазепу в гетманы!" Слышалось и имя Борковского, но было заглушено. Голицын повторил вопрос знатнейшим козакам: кого они хотят гетманом? Все отвечали единогласно: "Мазепу!" Новый гетман присягнул и подписал условия, после чего получил из рук Голицына булаву, бунчук и знамя. Голицын указал на Мазепу как на человека, ему, следовательно, правительству, угодного; это указание должно было иметь важное влияние на выбор, и Мазепа должен был не на одних словах поблагодарить боярина: он дал ему десять тысяч рублей.
На Украйне дело уладилось; но мы видели, как чутко Голицын следил за московскими толками, за внушениями своих недоброжелателей; и теперь он писал Шакловитому: "Что про гетмана будет слов, пожалуй, отпиши подлинно". Шакловитый уведомил, что внушают: зачем Самойлович свергнут без розыска? Голицын отвечал: "О гетмане, как учинилось, и о том писал я в отписках своих и в грамотах, из которых о всем можешь выразуметь. А пристойнее того и больше учинить невозможно. А что про него розыскивать, и такого образцу николи не бывало: извольте посмотреть в старых делах. А что от которого лица какое злословие, и то богу вручаю: он-то может рассудить, какая в том наша правда. Мы чаяли, что те лица воздадут хвалу господу богу и нам милость, как то учинилось без всякой помешки и кровопролития и замешания. Коли уж рассудить не могут, и они б взяли себе в пример турского султана, который то учинил назад тому два года: одним летом переменил двух ханов по татарскому челобитью, не розыскивая; только тому рад был, что они были у него в послушании и бунта никакого не учинили. Не мудро б и нам не переменить, только посмотрели б, что из того родилось".
Московские пересуды не помешали встретить и наградить Голицына как победителя; дело на Коломаке было выставлено как особенная заслуга Оберегателя. Голицын по возвращении из похода был так же могуществен, как и прежде, к нему и к сыну его Алексею обращались люди, желавшие получить что-нибудь от правительства. Так, обратился к ним полумертвый от старости Лазарь Баранович, который спешил воспользоваться падением Самойловича и прислал в Москву жалобу на приятеля падшего гетмана, киевского митрополита Четвертинского. 30 марта 1688 года черниговский архидиакон Антоний привез царям грамоту. "Забвен был, яко мертв, - писал старик, - бых человек яко без помощи, еще живу мне сущу погребохся. Я, смиренный богомолец ваш, при старости моей и ослабевших всесовершенно силах, возненавиденный бывшим гетманом, утеснен был многими от него обидами, многими скорбями и неисповедимыми печалями, и утеснен был не просто, но, как мертвый, забвен, и при жизни землею покровен явился; что могло быть тяжеле, когда гетман запрещал мне посылать пред ваш царский престол письменные челобитья, дабы возмог приять милость и обрести благодать? Хотел он, да обрящуся, яко человек без помощи в мертвых свободь. Но бог, животворяй мертвые, даровал такое улучить время, о котором могу сказать: се ныне время благоприятно, се ныне день спасения. Изшед от забвения гроба, прихожу пред пресветлейший престол с смиренным челобитьем: не отвергните меня во время старости моей, призрите на озлобление мое! Когда преосвященный отец Гедеон Святополк принял престол киевский, то я, презрев мою старость, встретил святыню его в Батурине, преклонил пред ним ослабевшие колена мои, надеясь, что призрит меня своею милостию за тридцатилетние мои труды, в архиерейском сане подъятые. Я просил его подкрепить данную мне митрополитом Дионисием Балабаном грамоту на семь протопопий; желал я также видеть данную ему вашим царским величеством грамоту на митрополию киевскую. Но преосвященный митрополит обиду великую старости моей нанес: прежде всего отнял у меня архиепископское имя, велел называть меня только епископом, тогда как это название дал мне отец ваш, блаженной памяти царь Алексей Михайлович по благословению троих вселенских патриархов. Потом отнял три протопопии; в укорительном письме к воронежскому священнику глуховской протопопии назвал меня пастушком и похитителем некоторых приходов, ему будто бы принадлежащих. Падаю пред вашего царского величества лицем, примите прошение мое: да буду со всею епархиею моею прямо под благословением святейшего патриарха московского наравне с прочими великороссийскими архиереями, и пусть преемники мои поставляются в Москве, а не в Киеве". Архидиакон подал грамоту и от гетмана. "Покорственно прошу, - писал Мазепа, - дабы ваше царское пресветлое величество изволили прошения и желания архиепископа милостиво выслушать и премилосердым удовольствоваться призреньем". В то же время Лазарь и Мазепа писали об этом деле князю Вас. Вас. Голицыну и сыну его князю Алексею. Все прошения и желания их были исполнены.