По одним иностранным свидетельствам, число московского войска при Василии простиралось до 400000 человек, преимущественно конницы, по другим - превышало 150000. Каждые два или три года служилые люди, дети боярские, подвергались пересмотру по областям, дабы правительство могло знать их число и сколько каждый из них мог выставить служителей и лошадей; лошади у них мелкие, мерины; немногие имеют шпоры, большая часть употребляет нагайки. Обыкновенное оружие состоит из луков, стрел, секир и кистеней; мечи имеют только знатные и богатые; употребляют также длинные кинжалы наподобие ножей; хотя в одно и то же время держат в руках повода, лук, меч, стрелы и нагайку, однако ловко управляются со всеми этими вещами; употребляли также и копья. Знатнейшие имеют кольчуги, латы, нагрудники и шлемы. Пехоту и артиллерию никогда не употребляют в битвах, потому что все движения войска совершаются необыкновенно быстро. Великий князь Василий в первый раз вывел в поле пехоту и артиллерию, когда после нашествия Магмет-Гиреева выступил в поход для воспрепятствования татарам вторично переправиться за Оку; прежде у него было 1500 человек пехоты, набранной из Литвы и других пришельцев. Состоя преимущественно из конницы, московское войско должно было носить характер восточных конных ополчений: смело нападало, но недолго выдерживало; по словам Герберштейна, оно как будто говорило врагам: "Бегите, или мы побежим". Города редко брали приступами или действиями осадных орудий; обыкновенно принуждали к сдаче долгими осадами. По словам Герберштейна, татарин, свергнутый с коня, лишенный оружия, тяжело раненный, все еще обороняется до последнего издыхания руками, ногами, зубами, чем только может; турок, видя себя в безнадежном положении, начинает смиренно умолять врага о помиловании; московский ратник не обороняется и не просит помилования. Для лагерей выбирали обширное место, где знатнейшие раскидывали палатки, другие же строили себе шалаши из прутьев и крыли их войлоками; лагери не укреплялись ни рвами, ни чем другим, разве сама местность защищала их лесом, рекою, болотом. Герберштейн с удивлением говорит о том, как мало нужно московскому ратнику в походе. Кто имеет шесть или более лошадей, на одной умещает все жизненные припасы, которые состоят в небольшом количестве толокна, ветчины и соли, у богатых к этому присоединяется еще перец; этою пищею довольствуется и господин и слуги, последние иногда по два или по три дня остаются без пищи. Понятно, что это относилось к тем случаям, когда негде и нечего было взять. Вступая в битву, говорит Герберштейн, московские полки более надеются на многочисленность, чем на искусство; особенно стараются окружать неприятеля, заходить ему в тыл. В полках много было музыкантов: когда все они начинали дуть в трубы по старому отцовскому обычаю, то слышался странный концерт; употребляли еще другой инструмент-сурны. На знамени великокняжеском изображался Иисус Навин, останавливающий солнце.
Из русских известий о войске замечателен рассказ псковского летописца об участии его земляков во втором Смоленском походе: приехал великий князь под Смоленск со всеми своими силами, а с городов были пищальники, и на псковичей накинули 1000 пищальников, а псковичам этот рубеж (набор, от рубить - набирать войско) необычен, и было им очень тяжело. Приехали пищальники псковские под Смоленск да и земцы (землевладельцы) псковские, которые еще не были сведены тогда с своих отчин; великий князь воеводами к псковским пищальникам и земцам приставил прежних посадников псковских, выведенных из Пскова. Пищальники псковские и других городов пошли на приступ, а посоха понесли примет. Из этого рассказа видим, что городское народонаселение продолжало участвовать в походах, поставляя пищальников; сельское народонаселение участвовало, поставляя посошных, или посоху, и видим значение этих посошных, видим, что они употреблялись для работ: когда пищальники и земцы пошли на приступ, посошные понесли примет; наконец, видим, что спустя довольно долгое время после покорения Пскова последовал вывод тамошних земцев с их отчин, которые, без сомнения, отданы были в поместья московским служилым людям.
Как из иностранных, так и из своих свидетельств видим, что наряд (артиллерия) находился в ведении иностранцев: в Казанском походе упоминаются трое иностранных пушкарей; один из них-италианец Бартоломей принял православие и пользовался особенным расположением великого князя. При нападении Магмет-Гирея в Москве упоминается немецкий пушкарь Никлас, в Рязани-Иордан; неизвестно, какого происхождения был пушкарь Стефан, действовавший при осаде Смоленска.
При Василии в первый раз встречаем известие о приказах: именно в грамоте Успенскому Владимирскому монастырю 1512 года. По-прежнему видим раздачу волостей и городов в кормление с правом ведать и судить жителей; кормление давалось с правдою и без правды. Видим жалованье сел и деревень в поместья с правом суда, кроме душегубства и разбоя с поличным; в случае суда смежного великокняжеские наместники и тиуны судят вместе с помещиком или его приказчиком; в случае иска на самом помещике или его приказчике судит их сам великий князь или боярин введенный. Видим пожалованье сел и деревень впрок, в вотчину и детям с правом дарить, продать, променять, в закуп и по душе отдать. Встречаем пожалование дикими лесами с правом ставить в них себе дворы и перезывать посельников, которые освобождаются на 15 лет от пошлин. Дошла до нас грамота брата великокняжеского, Юрия Ивановича Дмитровского, содержащая позволение дворецкому его Вельяминову купить деревни с правом продавать, дарить и менять; необходимость такого позволения объясняется отношениями дворецких, ключников к князьям; вспомним прежние распоряжения о деревнях, купленных ключниками за ключом княжеским. В 1524 году Наум Кобель с товарищами били челом, что нашли они в Двинском уезде ключи соляные на лесу черном, дворов и пашней на тех местах не бывало никогда, от волости они за двадцать верст со всех сторон и никаких волостей угодья не пришли к тем местам; великий князь дал им право чистить соляные ключи, лес рубить, дворы ставить, пашни пахать, пожни чистить и людей к себе звать нетяглых и неписьменных (не переписанных), добрых, а не ябедников, не воров, не разбойников, которые из городов и из волостей выбиты. Иностранцы, вступавшие в службу великого князя, получали также поместья.