Глава вторая. Часть 2.Смоленск (часть 14)

<< назад | начало | вперед >>

Великий князь, поговорив с боярами, послал в Казань гонца Посника Головина как будто с ответом к Сафа-Гирею, а между тем наказал ему поговорить с двумя казанскими вельможами и разузнать, как они думают. Гонец возвратился, как видно, с благоприятным ответом, потому что великий князь после вторичного совета с боярами отпустил Шиг-Алея и послов, но только не в Васильсурск, а в Нижний, что было безопаснее, ибо ближе к Москве. Сафа-Гирей, узнавши об этих движениях, хотел убить московского посла Полева и начать снова открытую войну с великим князем; но как скоро пришли в Казань грамоты от послов из Нижнего, то вельможи и все казанцы выгнали Сафа-Гирея, советников его, крымцев и ногайцев перебили, жену его отослали к отцу ее, ногайскому князю Мамаю, а к великому князю послали бить челом, чтоб дал им в цари не Шиг-Алея, которого они боятся, но младшего брата его, Еналея, владевшего городком Мещерским. Великий князь согласился на их просьбу, отпустил Еналея в Казань, а Шиг-Алею дал Каширу и Серпухов; но последний не был доволен, стал пересылаться с Казанью и другими местами без ведома великокняжеского, чем нарушил свою присягу, за что его свели с Каширы и Серпухова и послали в заточение на Белоозеро. Еналеем были довольны в Москве: когда он и вся земля Казанская прислали бить челом, чтоб великий князь пожаловал, не брал из Казани пищалей, потому что у Казанской земли друзей много, но недруги есть, то Василий пожаловал брата и сына своего, царя Еналея, исполнил его просьбу; вздумавши жениться на дочери одного казанского мурзы, Еналей испросил прежде согласия великого князя на этот брак; видим также, что такие-то и другие дела казанские земские решались в Москве (1531 г.).

Казань была усмирена, но Крым не давал покою. Осенью 1527 года, когда послы Сайдет-Гирея были в Москве, племянник его, Ислам-Гирей, явился на берегах Оки; но здесь уже были московские воеводы и не пустили татар переправиться на другой берег; Ислам должен был поспешно возвратиться, потеряв много татар, убитых преследовавшими его детьми боярскими. Когда разнеслась весть о нашествии Ислама, то великий князь велел утопить Сайдет-Гиреевых послов. Сайдет-Гирей был изгнан, его место занял Саип-Гирей, бывший прежде в Казани. В августе 1533 года великий князь получил весть, что двое племянников ханских - Ислам - и Сафа-Гирей - идут к московским украйнам. Василий немедленно стал снаряжаться в поход, послал за братьями - Юрием и Андреем, отпустил воевод на Коломну к Оке и сам выступил 15 августа в село Коломенское, отслушавши обедню у праздника в Успенском соборе; в Кремле без себя велел расставлять пушки и пищали и посадским людям перевозить имение в город. В тот самый день татары подошли к Рязани, выжгли посады и рассеялись по волостям - бить, грабить и брать в плен. Великий князь велел воеводам отправить за Оку отряды для добывания языков; начальник одного из этих отрядов, князь Димитрий Палецкий, разбил толпу татар в 10 верстах от Николы Заразского; начальник другого отряда, князь Иван Овчина-Телепнев-Оболенский разбил другую толпу и, преследуя ее, наткнулся на большое татарское войско; враги растолкнули Оболенского с его ратниками, некоторых взяли в плен, но ничего не предпринимали более и вышли из московских пределов, боясь встретиться с главным войском великокняжеским; воеводы двинулись было за ними, но не могли догнать.

А между тем с Крымом происходили постоянные сношения; все толковалось о союзах, о шертных грамотах, но разбойники больше всего толковали о поминках, жаловались, что этих пoминков мало присылается из Москвы, говорили, что им выгоднее быть в войне с великим князем, чем в мире. Василий не хотел посылать им денег даром и приказывал отвечать хану на его жалобы: "Если ты покажешь нам на деле свою дружбу, то мы также покажем тебе свою дружбу: о чем к нам прикажешь, что у нас будет, мы ни за что не постоим; но уроком поминков мы ни к кому не посылывали. Хочешь быть с нами в дружбе, так вели написать грамоту шертную". Хан продолжал свое: "Мне ты девять поминков прислал, а мы к тебе прежде посылали дефтерь, и в нем написано 120 человек, а ты только пятнадцати человекам поминки прислал; но ведь ты нашу землю хорошо знаешь: наша земля войною живет". Саип просил не одних кречетов и мехов, он просил также, чтоб великий князь прислал ему хорошего хлебника и повара. Василий не потакал его жадности; переменил и прежние слишком учтивые формы в сношениях с ханами: так, вместо челобитья в грамотах начали писать переводное татарское выражение: "Много-много поклон". С гонцами ханскими не стали обходиться так почтительно, как прежде, и хан по этому поводу писал великому князю: "Наши гонцы сказывают, что их по старому обычаю не чтишь, и ты бы их чтил: кто господина захочет почтить, тот и собаке его кость бросит".

Но Сигизмунд литовский продолжал обязываться платежом в Крым ежегодно по 7500 червонных и на такую же сумму сукон, выговаривая, что эти деньги и сукна будут посылаться только в те года, когда крымцы не будут нападать на литовские владения. Хан Саип-Гирей был этим недоволен. "Значит, - писал он королю, - ты не хочешь со мною вечного мира; если бы ты хотел вечного мира, то прислал бы нам 15000 червонных, как прежде брату моему, Магмет-Гирею, посылывал". Хан жаловался также королю на козаков малороссийских, которые не упускали случая покорыстоваться на счет татар и вместе с московскими, путивльскими козаками проведывали о движениях крымцев на Москву. Для покрытия крымских издержек литовские города продолжали платить подать, известную под именем ордынщины.

<< назад | начало | вперед >>