Глава вторая. Продолжение царстования императрицы Екатерины II Алексеевны. 1770 год (часть 34)

<< назад | начало | вперед >>

Год проходил, а решительного ответа со стороны русского двора на предложение союза не было; и вот Каткарт, по обычаю посольскому, изображает состояние России в самом мрачном виде: императрица, по-видимому, не сознает настоящего положения и опасности своих дел; успехи сделали ее гордою и самонадеянною; министры недостаточно ей помогают, и она берет слишком много дел на себя и по разным причинам часто прерывается в своих занятиях. Граф Панин от природы ленив, а в настоящую минуту раздражен и показывает вид, будто относится ко всему равнодушно, и так как это обстоятельство совпадает с его природным расположением, усиленным привычками, ненавистию и, быть может, отчаянием к возможности возвратить прошедшее, несмотря ни на какую деятельность, то это производит полный застой в делах. Три года назад он в высочайшей степени обладал доверием императрицы. Влияние это постепенно ослабевало и особенно упало в последнее время вследствие недостатка деятельности с его стороны; и я опасаюсь, что он не пользуется больше уважением. Граф Григорий Орлов ленив и чистосердечен, но доступен ловким и предприимчивым людям; его время проходит в рассеянии; несмотря на то что он чужд честолюбивых стремлений, его значение растет по мере упадка значения министров; и так как он ходатайствует у императрицы за своих друзей, то приобрел славу хорошего покровителя. Захар и Иван Чернышевы (Иван возвратился из Англии и занимал место вице-президента Адмиралтейской коллегии) деятельны, ловки, предприимчивы, способны запутать дело, но не руководить им; они стараются подняться падением министра. Прочие члены Совета не имеют значения. Вследствие таких отношений никакое дело не приводится к концу; императрица недовольна, хотя обстоятельства не дают средств помочь положению; внешние и внутренние дела пренебрежены, и не принимаются никакие предосторожности против событий, какие могут быть вызваны временем и будут гибельны или благоприятны, смотря по степени предвидения их. Императрица стареет; великий князь приближается к совершеннолетию; и не предпринимается ничего на тот случай, когда он из ребенка сделается наследником престола, тогда как было раз объявлено, что мать сохраняет корону только до его совершеннолетия; теперь он по летам почти способен носить корону, по уму он способен оценить, а по характеру чувствовать и помнить то, что теперь делается. Ничего не сделано относительно беспорядочного датского двора, ничего относительно жалкой республики Польской, мало относительно Швеции, не дается решительного ответа на ясный вопрос Англии относительно союза, вопрос, сделанный в начале сентября. Мирные переговоры с Портою остановились; ожидается третья кампания; и кто поручится, что вследствие такого поведения не потребуется и четвертая? Никто не доверяет главнокомандующему Первою армиею; генерал-квартирмейстер Баур находится в открытой вражде с ним и пользуется доверием и милостями императрицы; граф Орлов ненавидим генералами и обожаем солдатами. Обе армии раздражены; офицеры всех чинов выходят в отставку; люди измучены болезнями, усталостью и дурным управлением, более разрушительным, чем неприятельское оружие; рекрутские наборы пагубны для огромной, но малозаселенной страны. Флот в архипелаге дурно построен, дурно управляется и дурно уплачивается. Между офицерами раздоры, а между матросами - болезни; Дарданеллы неприступны; блокада Константинополя бесполезна. Бесконечные расходы, насилия в Польше; ни одного верного шага к умиротворению; большие расходы и потери от отлива монеты в Польшу и на флот; никаких средств занять денег в чужих странах, никаких средств собрать их внутри государства новыми налогами. Казна еще не истощена, но очень оскудела. Средства банка пересилены, и дела пойдут еще хуже, так как все подати скоро будут выплачиваться ассигнациями: звонкая монета истрачена и становится очень редкою. Ввоз монеты из-за границы совершенно запрещен для избежания чекана короля прусского и других государей, которые воспользовались бы понижением достоинства русской монеты. В Польше ее берут по действительной ценности, и потому приходится вывозить ее туда в полтора раза больше. Россия страдает недостатком людей способных, сведущих и честных, завистию и ненавистию к иностранцам и неспособностию своих ко всем делам, гражданским и военным. Между русскими нет согласия, любви, доверия; между ними господствует недостаток деятельности и одушевления, которые в других странах побуждают людей недовольных объявлять себя такими, противодействовать мерам, ими осуждаемым, и не иметь ничего общего с людьми, которых они считают врагами отечества.

А Екатерина писала Вольтеру как будто в ответ на депешу Каткарта: "Забавно, что турки уверяют, будто мы не можем долго вести войну. Если бы страсть не обладала этими людьми, то как могли они забыть, что Петр Великий вел войну в продолжение 30 лет то с этими самыми турками, то со шведами, то с поляками, то с персами, а империя не была доведена до крайности: напротив, Россия из каждой войны выходила более цветущею, чем была прежде; войны возбуждали промышленность; каждая из них порождала какой-нибудь новый источник, который давал новую жизнь торговле и оборотам. Если так называемые государи христианские, держащие сторону мусульман, завидуют успехам этой войны, то должны винить самих себя: кто им велел возбуждать ее против меня, не предвидя последствий? В России все идет своим порядком; есть области, где почти не знают, что у нас два года война. Нигде нет ни в чем недостатка; поют благодарственные молебны, танцуют и веселятся". Гораздо опаснее, по мнению Екатерины, было положение Австрии, что видно из секретной записки камер-юнкеру Алексею Нарышкину, отправлявшемуся в Турин: "Венский двор оказывает, по-видимому, больше доброжелательности к туркам, смотря завистливым оком на успехи здешнего оружия и опасаясь, дабы Россия, удержав за собою Молдавию и Валахию, не сделалась чрез то непосредственным его соседом, отчего могли бы произойти со временем многие ему заботы в рассуждении живущих в близости его подданных единыя с валахами веры, ибо венский двор причину имеет опасаться больше здешнего соседства и инфлюенции в европейских делах, нежели турецкой".

<< назад | начало | вперед >>