История России
С.М.Соловьев. История России с древнейших времен.
С.М. Соловьев. История России с древнейших времен. Том 23.
Глава шестая. Продолжение царствования императрицы Елисаветы Петровны. Состояние образованности в России во второе семилетие царствования Елисаветы (часть 15)
Столкновение Сумарокова с тогдашними учеными авторитетами было неминуемо, во-первых, потому, что эти ученые были также стихотворцами и отсюда рождалось соперничество; во-вторых, по отсутствию тогда разделения занятий ученому учреждению Академии наук принадлежала цензура сочинений, бывшая прежде у Сената. Нет сомнения, что профессор элоквенции Тредиаковский не преминул сделать замечаний и на первую трагедию Сумарокова - "Хорев", что раздражило ее автора, а раздражение это не могло сдерживаться авторитетом Василия Кирилловича, которого собственные стихотворения вызывали столько замечаний и насмешек. Как видно, Тредиаковский принадлежал к людям, осуждавшим в "Хореве" то, что трагедия оканчивалась гибелью добродетельных людей, главных героев, что, по мнению критиков, было противно нравственности, и мнение это было так сильно, что Сумароков должен был иначе окончить вторую свою трагедию - "Гамлет". Когда в 1748 году эта трагедия была отдана официально на суд Тредиаковского и Ломоносова, то первый нашел ее "довольно изрядною", а именно потому, что автор не повторил погрешности первой своей трагедии, в которой "порок преодолел, а добродетель погибла". Тредиаковский не утерпел и указал на неровность стиля: "Инде весьма по-славенски сверх театра, а инде очень по-площадному ниже трагедии"; заметил и грамматические неисправности, наконец, позволил себе переделать некоторые стихи. Ломоносов ограничился чисто цензурною заметкою: "В оной трагедии нет ничего, что бы предосудительно кому было и могло бы напечатанию оной препятствовать".
Сумароков не мог перенести замечаний, что в его произведении повсюду видна неровность стиля и находятся многие грамматические неисправности. Особенно рассердился он, когда ему были возвращены из Академии для исправления две его стихотворные эпистолы, в которых Тредиаковский нашел "великое язвительство"; Сумароков еще подбавил язвительства против Тредиаковского, который объявил, что "таких злостных сатир апробовать не может"; но другой цензор, Ломоносов, одобрил эпистолы, в которых находились такие стихи:
Штивелиус (Тредиаковский) явился в 1750 году в комедии Сумарокова под именем Тресотиниуса, педаята. Комедия начинается тем, что Клариса, на которой сватается Тресотиниус, говорит своему отцу: "Нет, батюшка, воля ваша, лучше мне век быть в девках, нежели за Тресотиниусом. С чего вы вздумали, что он учен? Никто этого об нем не говорит, кроме его самого, и хотя он и клянется, что он человек ученый, однако в этом никто ему не верит". Тресотиниус является к Кларисе с таким приветствием: "Прекрасная красота, приятная приятность, по премногу кланяюсь вам". Клариса: "И я вам по премногу откланиваюсь, преученое учение". Тресотиниус: "Эта бумажка яснее вам скажет, какую язву в сердце моем приятство ваше, т. е. красота ваша, мне учинила, т. е. сделала". На бумажке была написана песня, сочиненная Тресотиниусом:
Затем приходит другой педант, Бобембиус, и заводит с Тресотиниусом горячий спор о литере твердо: "Которое твердо правильнее, о трех ли ногах или об одной ноге?" Тресотиниус: "Я содержу, что твердо об одной ноге правильнее, ибо у греков, от которых мы литеры получили, оно об одной ноге, а треножное твердо есть некакой урод". Бобембиус: "Мое твердо о трех ногах и для того стоит твердо, ерго - оно твердо; а твое твердо нетвердое, ерго - оно не твердо. Твое твердо слабое, ненадежное, а потому презрительное, гнусное, позорное, скаредное".
В другой комедии Сумарокова, "Чудовищи", является педант Критициондиус, в котором также легко было узнать Тредиаковского. Сумарокову хотелось осмеять своего придирчивого критика, и потому Критициондиус говорит о "Хореве": "Немного получше можно бы было написать. Кию подали стул, бог знает на что, будто как бы он в таком был состоянии, что уж и стоять не мог. Отчего? Я не знаю... На песнь "Прости, мой свет" я сочинил критику в двенадцати томах in folio. На трагедию "Хорева" сложил я шесть дюжин эпиграмм, а некоторые из них и на греческий язык перевел; против тех господ, которые русские представляли трагедии, написал я на сирском языке 99 сатир". Когда его спрашивают, что тебе в том прибыли, он отвечает: "Я хочу вывесть из заблуждения любезное мое отечество, которое то похваляет, что похуления достойно, и отнять честь у автора, которую он получает неправедно; а паче всего для того я на него вооружаюсь, что он думает обо мне, будто я все, что ни есть, пишу нескладно. Да то мне всего злее, что он в том на весь народ ссылается, а весь народ за нескладного писца меня и почитает; однако я против всего русского народу сделаю Ювеналовым вкусом сатиру... Этот же автор сделал комедию на ученых людей. Хорошо ли это, что на ученых людей делать комедии?"