Покончивши это трудное дело, вельможи отправились в комнату умирающего. Когда Петр испустил дух, они снова возвратились на прежнее место. Через несколько времени явилась туда и Екатерина с герцогом голштинским; обливаясь слезами, она обратилась к сенаторам с трогательною речью, поручала себя им как сирота и вдова, поручала им и все свое семейство, особенно герцога голштинского, в надежде, что они будут оказывать ему такую же любовь, какою удостаивал его покойный император, и выполнят волю последнего относительно брака герцога на цесаревне. Когда она кончила свою речь, генерал-адмирал Апраксин бросается перед нею на колени и объявляет ей решение Сената; зала оглашается кликами присутствующих; на улице раздаются восклицания гвардии.
Почти одновременно с известием о кончине императора в Петербурге узнали о восшествии на престол императрицы. Много нового видели русские люди в последние 25 лет, и теперь, когда уже преобразователь испустил дух, увидали небывалое явление - женщину на престоле. Но каким образом она взошла на престол? Она была избрана вельможами; но избравшие не хотели прямо объявить России об этом избрании. В манифесте от Синода, Сената и генералитета говорилось: "О наследствии престола российского не токмо единым его императорского величества, блаженной и вечнодостойной памяти, манифестом февраля 5 дня прошлого, 1722 года в народе объявлено, но и присягою подтвердили все чины государства Российского, да быть наследником тому, кто по воле императорской будет избран. А понеже в 1724 году удостоил короною и помазанием любезнейшую свою супругу, великую государыню нашу императрицу Екатерину Алексеевну, за ее к Российскому государству мужественные труды, как о том довольно объявлено в народе печатным указом прошлого, 1723 года ноября 15 числа; того для св. Синод и высокоправительствующий Сенат и генералитет согласно приказали: во всенародное известие объявить печатными листами, дабы все как духовного, так воинского и гражданского всякого чина и достоинства люда о том ведали и ей, всепресветлейшей, державнейшей великой государыне императрице Екатерине Алексеевне, самодержице всероссийской, верно служили". Коронование Екатерины было выставлено как назначение ее наследницею престола по закону от 5 февраля.
В Петербурге присягнули спокойно. Один из иностранных министров, находившихся в это время здесь, писал своему двору: "Скорбь о смерти царя всеобщая; об нем мертвом так же жалеют, как боялись и уважали его живого; мудрости его правления и постоянным заботам его о просвещении народа обязаны полною безопасностию, которою пользуются здесь до сих пор; не заметно ни малейшего беспокойного движения".
В Петербурге все было тихо, но боялись волнения в Москве; Туда немедленно был отправлен генерал Дмитриев-Мамонов с поручением распорядиться военными силами для сохранения порядка. От 2 февраля Мамонов уже доносил императрице, что он приехал в Москву накануне, в 9-м часу пополуночи, и принял команду; по рапортам, числилось в старой столице 2041 солдат, но на деле Мамонов нашел меньше и потому удержал 1000 пеших драгун, которые должны были выступить в Нарву, также велел прибыть в Москву из губернии с вечных квартир 365 конных драгун. Граф Матвеев, бывший, как мы видели, в Москве в звании председателя сенатской конторы, писал Макарову 9 февраля: "Сего месяца, в 3-е, по получении здесь того злоплачевного из С. - Петербурга с сенатским курьером известия и печального манифеста, когда при бесчисленном множестве собрания всякого чину людей здесь в соборной великой церкви публично о той трагедии было прочтено, такой учинился от народу всего, наипаче же при панихиде, вой, крик, вопль слезной, что нельзя женам больше того выть и горестно плакать, и воистину такого ужасу народного от рождения моего я николи не видал и не слыхал, что, как слышно, и по всем приходам и улицам по той же публикации чинилося, и все при господней помощи до сего времени здесь так тихо, как и прежде сего было, и для будущей осторожности впредь все способные и безопасные меры у меня с генерал-майором Дмитриевым-Мамоновым упережены и приняты суть". Несмотря, однако, на эти успокоительные известия, когда в марте-месяце Макаров доложил императрице о возвращении Мамонова в Петербург, то она сказала, чтобы генерал провел праздник Пасхи в Москве и смотрел, не будет ли в праздничные гулящие дни каких шалостей. Относительно раскольников Сенат и Синод согласно рассудили приводить их в Москве к присяге в тех же церквах, где присягают и православные; но распорядиться приводом их к присяге московское начальство должно было по совету с Питиримом, архиепископом нижегородским, который для этого спешил из Петербурга в Москву.
Шалостей не было, но во время приведения к присяге некоторые оказали сопротивление. Двое братьев, уроженцы пригородка Судислава Костромской провинции, из подлых людей, как тогда говорилось, объявили Матвееву и Мамонову, что они к присяге не пойдут, императрицу за государыню себе не признают, и прежде не признавали, и никогда верными не были, потому что они по указам в двойной платеж раскольниками подписались и этим платежом денег свободу себе получили и, раз объявивши себя раскольниками, верными им быть нельзя. Их подвергли жестокой пытке: дали 30 ударов кнутом, жгли вениками, но ничего не добились - раскольники не только не охнули, но ни одним составом не дрогнули, лежали, закуся язык. Донося об этом, Матвеев писал, что от двойного оклада на раскольников государству прибыль малая, а раскольничеству попущение, и вперед может быть большой вред; лучше бы двойной оклад снять и, расписав раскольников по частям, гонять вместо солдат на всякие тяжелые работы, как сделали Львовичи Нарышкины с своими раскольниками - чашниковскими крестьянами. Впрочем, раскольники, которые так испугали Матвеева "своею неподобною адскою замерзелостью", вытерпели только первую пытку; когда же их привели в другой раз в застенок, то объявили себя готовыми присягать. И в других местах оказались ослушники, которые говорили, что Екатерина не прямая царица; другие говорили: "Креста целовать не буду: если женщина царем, то пусть и крест целуют женщины". Толковали: "Нестаточное дело - женщине быть на царстве, она же иноземка". Неправильность брака Екатерины с Петром находили в том, что воспреемником ее при обращении в православие был царевич Алексей, следовательно, Петр женился на внуке своей. Известная уже нам сказка о плене настоящего Петра в Швеции стала теперь оканчиваться тем, что он освободился из плена и скоро явится. Изюмского уезда Святогорского монастыря старец Варлаам рассказывал: "Царь наш Петр жив, ходил в Турецкую землю послом, а из той земли пошел в город Стекгольм, а тот город держит царица; и к той царице отписал турок; пошел к тебе посол русский царь, понеже наши земли он осматривает; а та царица его не отпустила, посадила под караул и вместо его изобрала такого ж молодца и послала его в Россию на царство. И по приезде своем начал бороды брить и платья резать по-своему и жаловал своих неверных в высокие чины, и никто его не познал, токмо познала царица, и он ее от себя отринул и взял себе иную, а сам пошел на службу, а царевич остался на царстве; и говорил ему царевич: ты изволишь идти на службу и меня оставляешь на царство, позволь мне сделать звон, чтоб было слышно по всей земле; а по отъезде его на службу царевич начал неверных гнать, чтоб их не было в царстве, и, услыша, он возвратился назад и царевича уходил сам, а потом и сам умер, а ее пожаловал на царство. А теперь царь наш из неволи избавился через купецкого человека, который ездил на кораблях с товаром, а пришедши, поднес той царице великие дары, и она за тот дар его чествовала, и пошел он по темницам милостыни давать, и нашел его в особой темнице, а с ним двух человек, и стал он тоже царицу просить на корабль к себе на банкет, и та царица на корабль с своими служителями пришла и гуляла довольно, и помянутый купец поднес им пойла, и от того пойла они все уснули, и с теми кораблями от того города уехал и их увез; и как они проснулись, стали его просить, чтоб он отпустил их и - чего желаешь, то тебе дадим, и он им сказал: ничего от вас не хочу, только дайте мне трех невольников, и отдали царя Петра и с ним двух человек, и, взявши, он привез. Да удивляюсь я, что он и поныне не объявился; а о царевиче сказывают, что у тестя своего - цесаря". Варлаам объявил, что он слышал этот рассказ от дегтярного дела мастера. Толковали, что Екатерина испортила Петра. Козак-раскольник говорил: "Когда государь преставлялся, про себя сам говорил: еще было мне жить, да мир меня проклял. Жесток он, государь, был, а сказывают, что внук его жесточае его будет". Поп говорил: "Похваляют, что император наш был мудрен, а что его мудрость? Затеял подушную перепись себе на безголовье, а всему народу на изнуренье и вручил свое государство нехристианскому роду, что хорошего - указал по форме молиться за неверных! Все то изложили и указали и всю землю вязали большие бояре; как прежде сего они, бояре, пролили кровь стрелецкую, так и им, боярам, отольется кровь на главы их: в долго ль или в коротко будет не без смятения". Монахиня говорила: "Я за царицу бога не молю, молю бога за царевича: какая она царица?" Но этими выходками и ограничилось сопротивление.