Глава вторая. Продолжение царствования императора Петра Великого (часть 9)

<< назад | начало | вперед >>

Польский сейм разорвался, и в Берлине опять все внимание обратилось на Курляндию, успех в которой зависел от России. Поэтому в начале 1723 года Фридрих-Вильгельм говорил Головкину: "Если венский двор впрямь моей дружбы хочет искать, то для двух причин: или хочет возбудить меня против Франции, или заключить какой-нибудь союз, предосудительный вашему императору, но я держусь русского императора, а не римского и никакою выгодою не позволю себя увлечь против него. Что же касается до союза против Франции, то и из него мало выгоды могут себе надеяться, ибо цесарь не захочет, да и не может дать мне в награду ни малого округа в Немецкой земле, а деньгами не приманит, потому что своих у меня довольно. Был у меня саксонский генерал Секендорф и разговаривал о важных материях, а именно внушал мне, что император русский в великой силе обретается, отчего другим державам не без подозрения, а особливо эта сила всего опаснее мне как ближайшему соседу; также что польский двор подлинную ведомость имеет, что между Россиею и Франциею союз заключается, от которого другим может произойти немалое предосуждение; поэтому венский, лондонский и дрезденский дворы между собою соглашаются о необходимых мерах для своей безопасности. При этом он всячески внушал, чтоб и я приступил к этому союзу. Я ему отвечал, что император русский находится со мною в дружбе и от него я нималой себе опасности не вижу, преимущественно желаю, чтоб сила его особенно увеличилась, дабы венский двор принужден был умереннее поступать и других поболее уважать. Потом Секендорф говорил, что я старался о разорвании последнего сейма в Польше и истратил на это много денег, тогда как этих издержек можно было бы избежать и немалые выгоды получить, если бы я с королем польским заодно держался; так, если бы я помог польскому королю упрочить польский престол и за сыном его, то бы он мог доставить мне епископство Варминское и Померанию. Я спросил его, когда король польский мне это даст? Секендорф отвечал, когда все исполнится по желанию моего государя". Головкин представил королю, что саксонцы коварствуют, требуют дела рискованного, а что обещают, того долго ждать, и дать это не зависит от их воли. А хотя бы они и могли достигнуть своей цели, то легко можно рассудить, что, получа наследственность, могут ввести в Польшу и самодержавие, а с самодержавием легко могут не только отобрать то, что уступят, но и захватить прусские земли. Король сказал на это: "Правда, и я того же мнения, и потому вашему императору и мне с великою осторожностию надобно поступать и на саксонские предложения не склоняться. С какою тяжкою клятвою прежде саксонский двор отпирался от жидовского Леманова проекта о разделе Польши, а теперь возобновляет об этом дело". Разговор любопытный: и король, и русский посланник представляют друг другу невыгоду склониться на саксонские предложения, как бы совершенно забыв, что на этот предмет заключено уже было обязательство между Россиею и Пруссиею в феврале 1720 года; обе державы обязались смотреть, чтоб республика Польская осталась при своих правах и привилегиях, а если бы королевский польский двор обнаружил намерение ниспровергнуть ее вольности или стал бы склонять республику к союзу, заключенному в Вене между цесарем и королями великобританским и польским, то Россия и Пруссия советом и делом должны этому противиться и помогать Речи Посполитой, чтоб она осталась в прежнем положении, особенно никаким образом не допускать, чтоб кронпринц саксонский вступил на польский престол при жизни или по смерти отцовской. Так мало значения имели договоры, и так много значения имели, по тогдашнему выражению, "конъюнктуры".

Между Пруссиею и Австриею произошло наконец видимое примирение, но в то же время Фридрих-Вильгельм заключил договор с Георгом английским и ганноверским для общего действия при защите протестантских интересов в Германии, и в начале 1724 года прусский король говорил Головкину: "Никогда я вашего императора ни на кого не променяю, потому что ни с кем у меня такой дружбы нет; хотя я с римским цесарем и помирился, однако большой конфиденции нет и не будет; с королем польским также прямой дружбы нельзя иметь. Никогда не вступлю ни в какие соглашения ни против завоеваний вашего императора в последнюю войну со шведами, ни против прав герцога голштинского на шведский престол, ни против возвращения ему Шлезвига; желаю, чтоб он получил опять Шлезвиг, и, смотря по обстоятельствам, не отказываюсь и помогать ему в этом; однако буду ждать доброй компании, и один в это дело не вступлю, и прежде других не начну". Прусские министры жаловались Головкину на саксонский двор, который будто бы хлопочет в Италии и в империи у католических князей составить католический союз с целью не допускать усиливаться значительных протестантских владельцев; хочет побудить и Польскую республику приступить к союзу, заключенному между Австриею, Бавариею и Саксониею. Если это удастся саксонскому двору, говорили министры, то он сольет оба союза в один; религия будет предлогом, а главной целью - утверждение наследственности польского престола в саксонской династии; и Курляндию хотят отдать принцу саксен-нейштадтскому.

<< назад | начало | вперед >>