Неизвестно, как было поступлено с епископом, но известно, что в начале 1722 года посажены были по монастырям священник армянский Араратский и армянин Адам Павлов, которому священник открыл тайну сношений русского двора с армянами, а священнику открыл эту тайну Вартапет. Считая виновником своей беды Вартапета, Араратский подал императору просьбу, в которой указывал, что Вартапет - католик, ограбил армянскую церковь в Москве и подговаривал его, Араратского, чтоб он всех армян обращал в католицизм; когда русские девушки выходили за армян замуж, то Вартапет венчал их по католическому обряду. Этот донос, как видно, не повредил Вартапету, и в конце года тифлисский армянский епископ писал ему, что сто тысяч вооруженных армян готовы пасть к стопам императорским и чтоб русские войска спешили в Шемаху; если же до марта 1723 года не будут, то армяне пропадут от лезгин. По прошествии означенного срока уже патриарх армянский Нерсес обратился прямо к императору с просьбою о заступлении, "как пророк Моисей освободил Израиля от рук фараоновых". Вследствие этой просьбы отправлена была "императорская милость и поздравление честному народу армянскому, обретающемуся в Персии". В грамоте объявлялось, что армяне могут беспрепятственно приезжать в Россию для торговли; повез ее армянин Иван Карапет, которому велено было обнадежить армянский народ императорскою милостию, уверить в готовности государя принять их под свое покровительство и освободить из-под ига неверных; но прежде всего русским нужно утвердиться на Каспийском море, овладеть прибрежными местами, а потому пусть армяне подождут короткое время; если же главным армянам никак нельзя оставаться в их стране, то пусть переезжают в города, занятые русскими войсками, а народ останется в своих жилищах и поживет спокойно, пока русское войско приготовится к его освобождению.
В начале 1724 года Карапет приехал в монастырь Канзасар к патриарху Исайе, около которого собралось 12000 армянского войска. Восемь дней праздновали армяне, узнавши, что русский государь принимает их под свое покровительство, и объявили, что если императорское величество не изволит прислать к ним войска на помощь, то они просят, чтоб позволено было им поселиться у Каспийского моря, в Гиляни, Сальяне, при Баку и Дербенте, потому что они под игом басурманским более быть не хотят, хотя и персы, и турки зовут их к себе. В одной Карабахской провинции армян будет со 100000 дворов, а в другой провинции - Капан - еще более армян, и все они одинаково хотят быть под покровительством России. В октябре того же 1724 года два патриарха - Исайя и Нерсес - прислали Петру новую грамоту: "О всех наших нуждах через четыре или пять писем мы вашему величеству доносили, но ни на одно ответа не получили; находимся в безнадежности, как будто мы вашим величеством забыты, потому что три или четыре уже года живем в распущенности, как овцы без пастыря. До сих пор, имея неприятелей с четырех сторон, по возможности оборонялись, но теперь пришло множество турецкого войска, и много персидских городов побрано; просим с великими слезами помочь нам как можно скорее, иначе турки в три месяца все возьмут и христиан побьют".
Петр не получил уже этой грамоты, но он и без армянской просьбы всего более опасался турок; мы видели, что он приказал населять новозанятые области армянами и удалять магометан турецкого закона. Интересы России и Турции необходимо сталкивались по отношению к Персии; Петр спешил занять прикаспийские области Персии и потому, чтоб не дать утвердиться здесь туркам; если христианское народонаселение Персии - армяне, грузины - прибегало под покровительство русского императора, то магометанское народонаселение Закавказья - лезгинцы, овладевшие Шемахою, из боязни перед русскими должны были отдаться под покровительство султана. В 1722 году, в то время, когда Петр готовился в Москве к походу Персидскому, русский резидент в Константинополе Неплюев давал ему знать, что лезгинцы, провозглашая себя настоящими мусульманами, одного с турками закона, прислали просить покровительства султана, признавая его своим верховным государем, объявили, что в знак подданства уже чеканят монету с именем султана Ахмета и каждую пятницу молятся за него в мечетях, требовали, чтоб Порта немедленно отправила к ним пашу для управления. Порта содержала это дело в большой тайне, потому что в то же время находился в Константинополе и персидский посол; с другой стороны, она заботливо озиралась на Россию и, зная, что при взятии Шемахи лезгинцы враждебно поступили с русскими, доведывалась у них, как было дело. Лезгинцы, разумеется, оправдывали себя; рассказывали, что русским купцам было велено собраться в одно место со всеми своими пожитками, и если б они так сделали, то не потерпели бы ни малейшего вреда, но они, увлекшись корыстолюбием, стали брать почти у всех шемаханцев дорогие вещи на сохранение, что было им именно запрещено; тогда войско, видя себя лишенным добычи и узнав, что все лучшее спрятано у русских, бросилось на них, побило и ограбило. Порта дала такой ответ лезгинским посланным, что султан не подаст против них помощи шаху, принять же их в покровительство хотя и желает, но не может, ибо это будет подозрительно и Персии, и России, которая раздражена погромом купцов в Шемахе.