Глава вторая. Продолжение царствования Петра I Алексеевича (часть 24)

<< назад | начало | вперед >>

Но Петр, наученный опытом, так был встревожен известиями о сношениях Августа с Швециею и Франциею, что отправил к королю камергера Семена Нарышкина, "дабы подлинно ваше величество нам объявить изволил, истинно ль сие или неправое разглашение", - как писал царь Августу. Нарышкин приехал в Дрезден 12 марта 1714 года и на третий день представился королю. "Может быть, - сказал Август, - царское величество получил известие о моих сношениях с Швециею от тех, которые сами склоннее к партикулярному миру с нею, чем я". В этих словах заключался намек на датчан. 21 числа Нарышкин обедал у короля, который за столом тихо говорил ему: "Клянусь, что всегда буду в союзе с царским величеством верно и партикулярного мира с шведами отнюдь не заключу". То же самое король повторил, отпуская Нарышкина, то же написал и в ответной грамоте своей к царю.

Царь боялся, что Август заключит отдельный мир со Швециею; Август боялся того же самого с русской стороны. К Дашкову обращались с вопросами: верно ли известие, что царское величество трактует с шведами? Еще более боялись, чтоб недовольная Августом Литва не обратилась к царю с просьбою о помощи. Сильное подозрение возбудила поездка Огинских в Петербург; король не хотел верить Дашкову, чтоб со стороны этих вельмож не было никакого предложения царю, чтоб они ездили в Петербург по своим частным делам. "Хотя царское величество, - говорил король, - и не принял от Огинских предложения, однако они предлагали". Начали стращать Дашкова, говорили: "Если царское величество скоро не отдаст Риги королю с провинциею, то Англия, Голландия и прусский король примут свои меры". Дашков отвечал: "Мы таких страхов не боимся; не из страха, но для исполнения договора царское величество удовлетворит в этом короля". А коронный канцлер Шембек тайно говорил Дашкову: "Отправлено полномочие к королевскому резиденту в России, чтоб требовал Риги, а Речь Посполитая о том и не ведает". "Если надобно, - писал Дашков, - чтоб Рига несколько времени осталась за нами, то нужно здесь тайком подучить поляков, чтоб требовали у короля посылки уполномоченного от Речи Посполитой к царскому величеству относительно отдачи Риги с провинциею; король отнюдь не захочет, чтоб в Риге был польский гарнизон, и потому не пошлет польского уполномоченного; и таким образом в их прекословии можно Ригу и не отдавать скоро. Королевские министры всеми мерами стараются, чтоб Рига была в руках королевских, и слышать не хотят о том, чтоб была в руках польских".

Прекословие между польским королем и Польшею становилось день ото дня сильнее. Поляки требовали, чтоб король вывел от них свое саксонское войско; король для вывода половины войска требовал денег, провианту и подвод на дорогу; шляхта не хотела ничего давать; гетман великий коронный Синявский утверждал ее в этом. Под Опатовым шляхта начала было собираться против саксонцев; те в числе 5000 стали обозом, и шляхта утихла, но не прекратилась ненависть между нею и саксонцами. Канцлер коронный Шембек жаловался Дашкову, что король ничего ему не сообщает о делах между Россиею и Польшею, все делает чрез своих саксонских министров. Канцлер продолжал быть на жалованье у русского двора вместе с другими знатнейшими вельможами. "Просил меня канцлер великий коронный, - писал Дашков Головкину, - чтоб я вашему сиятельству донес о годовом ему жалованье, ибо уже год давно минул, а трудов его, правда здесь много, и об интересах царского величества имеет всегда старание и беспрестанно при короле живет; а бискуп куявский хотя по-прежнему наш приятель, но никогда при короле не живет, приедет разве на неделю и опять уедет и уже от публичных дел начал отваливаться, а живет по своим деревням, строит и деньги сбирает, и ему давать не за что, и когда бы пришло какое дело на сейме, то и тогда ему можно вексель дать; также и гетману коронному давать ныне не для чего, потому что и без того может он царскому величеству быть верен, ибо королевское величество гораздо к нему недобр".

Между тем подозрения насчет поведения короля Августа относительно России все увеличивались. Август оказывал явное расположение прежним врагам своим, киевскому воеводе Потоцкому, старосте бобруйскому Сапеге и другим; рассказывали, что Сапега советует королю начать войну против России заодно с Турциею. Дашкову были подозрительны тайные переговоры короля и Флеминга с крымским посланником; он дал 35 червонных переводчику последнего, и тот рассказал ему следующее: посланник обнадежил короля, что по настоянию хана Порта опять объявит войну России, а король ему говорил, что и он с поляками будет помогать туркам для отобрания Киева и Смоленска; и если бы гетманы не захотели ему помогать, то есть люди, которые могут отнять у гетманов войска коронные и литовские, т. е. воевода киевский и староста бобруйский. Воевода киевский с товарищи послали к Порте свои проекты, обнадеживая, что поляки все будут с турками. "Впрочем, я не думаю, - писал Дашков, - чтоб поляки послушались короля и начали войну с нами безо всякой причины: они совсем обнищали, нет у них ни денег, ни лошадей, ни скота, ради и свое отдать, только чтоб в мире жить; Саксония также обнищала от несносных и беспрестанных контрибуций. В Польше никогда так голодно не бывало, как теперь: во многих воеводствах начали покупать корец ржи по 40 злотых, а корец малым больше нашей осьмины; недород был великий; я сам видел, что не мужики, а убогая шляхта по нескольку недель не едят хлеба, только овощами питаются". То же самое доносил и князь Василий Владимирович Долгорукий: "В Польше, государь, немалая конфузия. Саксонцев по квартирам в Польше и Литве, сказывают, около 30000, и поступают они с поляками очень гордо, что полякам, по их нравам, всего противнее; деньги положены с каждого двора на месяц по 32 злотых. Сильно озлоблены поляки, и думаю, насколько я их знаю, что будет между ними смута; и, как мы теперь видим житье польское, несносно им, не могут выдержать; так стали убоги, что поверить нельзя".

<< назад | начало | вперед >>