С этим решением отправился к отцам сам Хованский. Помолившись пред крестом, Евангелием и образами и поклонившись отцам, он объявил им, чтоб шли в Грановитую палату. "Никакого вам зла не будет, - говорил он, - потому что царевны хотят тут же слушать челобитную, а здесь им быть зазорно. Собору и свидетельству божественных писаний сегодня быть некогда, это дело великое, а теперь на дворе уже поздно; только выслушают царевны и царица вашу челобитную, и отпуск вам будет". Отвечал Сергий: "Государь царский боярин! Мы в палату идти боимся, чтоб какого-нибудь вымысла и коварства над нами не было по-прежнему; изволил бы патриарх это дело пред всем народом свидетельствовать, а в палате столько народу не поместится; знаю, что одних нас пустят, а из народа никого не пустят, а нам без народа что там делать?" "Всем можно будет идти в палату, кто хочет ступай, - говорил Хованский, - если уже вы, отцы святые, на мою душу грешную во всем положились, так верьте мне и теперь; целую вам крест, клянусь кровию Христовою, что вам никакого зла не будет, а если что будет, так и мне то же, что вам". Тут сказал Никита: "Отец Сергий! Я ему верю". "Ну, хорошо!" - отвечал Сергий. Хованский пошел во дворец, наказавши раскольникам, чтоб без него не ходили. Возвратившись во дворец, Хованский еще раз попробовал напугать Софью, чтобы не была вместе с патриархом в Грановитой, но Иоаким объявил, что без государей к народу в Грановитую палату не пойдет, а Софья сказала решительно, что не покинет патриарха. Тогда Хованский послал выборных к отцам, чтоб шли наверх.
Раскольники двинулись с крестом, Евангелием, образами, налоями, свечами. Хованский, сдерживая данное слово, велел всех их пустить в палату, а православных священников и мирян пускать не велел, иных даже велел отогнать побоями. По раскольничьему рассказу, дело объясняется так, что, идя на Красное крыльцо, раскольники столкнулись со священниками, рванувшимися навстречу к ним из Грановитой; произошла драка, один священник схватил Никиту за волосы, стрельцы бросились на священников с кулаками и заставили их разбежаться в разные стороны. Хованский прибежал на шум и крик, отцы к нему с жалобами, что их бьют попы, и указали священника, схватившего Никиту за волосы; Хованский сейчас же велел этого священника сковать и отослать в Стрелецкий приказ, других велел сбить с верху, оставив немногих, по просьбе архиереев, кричал, бранился непристойными словами: "Ах, плуты! Я ничего не знаю, а их набралось, что кабацких ярыжек!" Отцы, однако, все не хотели двигаться дальше, крича, что неправды много стало; тогда Хованский поцеловал им крест, что никакого зла им не будет, и они пошли; с ними вместе пошло много и посадских людей.
С шумом вошли раскольники в Грановитую и расставили свои налои и свечи, как на площади; они пришли утверждать старую веру, уничтожать все новшества, а не замечали, какое небывалое новшество встретило их в Грановитой палате: на царском месте одни женщины! Царевны-девицы открыто пред всем народом, и одна царевна заправляет всем! Они не видели в этом явлении знамения времени. На царских тронах сидели две царевны - Софья и тетка ее Татьяна Михайловна, пониже в креслах царица Наталья Кирилловна, царевна Марья Алексеевна и патриарх, направо архиереи, налево светские сановники, царедворцы и выборные стрельцы.
Патриарх обратился к отцам с вопросом: "Зачем пришли в царские палаты и чего требуете от нас?" Отвечал Никита: "Мы пришли к царям-государям побить челом о исправлении православной веры, чтоб дали нам свое праведное рассмотрение с вами, новыми законодавцами, и чтоб церкви божии были в мире и соединении". Патриарх сказал на это то же, что говорил прежде раскольникам у себя: "Не вам подобает исправлять церковные дела, вы должны повиноваться матери святой церкви и всем архиереям, пекущимся о вашем спасении; книги исправлены с греческих и наших харатейных книг по грамматике, а вы грамматического разума не коснулись и не знаете, какую содержит в себе силу". "Мы пришли не о грамматике с тобою говорить, а о церковных догматах!" - закричал Никита и сейчас же показал, что он разумеет под догматами, обратившись к патриарху с вопросом: зачем архиереи при осенении берут крест в левую руку, а свечу в правую? За патриарха стал отвечать холмогорский епископ Афанасий. Никита бросился на него с поднятою рукою: "Что ты, нога, выше головы ставишься? Я не с тобою говорю, а с патриархом!" Стрелецкие выборные поспешили оттащить Никиту от епископа. Тут Софья не выдержала, вскочила с места и начала говорить: "Видите ли, что Никита делает? В наших глазах архиерея бьет, а без нас и подавна бы убил". Между раскольниками послышались голоса: "Нет, государыня, он не бил, только рукою отвел". Но Софья продолжала: "Тебе ли, Никита, с св. патриархом говорить? Не довелось тебе у нас и на глазах быть; помнишь ли, как ты отцу нашему и патриарху и всему собору принес повинную, клялся великою клятвою вперед о вере не бить челом, а теперь опять за то же принялся?" "Не запираюсь, - отвечал Никита, - поднес я повинную за мечом да за срубом, а на челобитную мою, которую я подал на соборе, никто мне ответа не дал из архиереев; сложил на меня Семен Полоцкий книгу: Жезл, но в ней и пятой части против моего челобитья нет; изволишь, я и теперь готов против Жезла отвечать, и если буду виноват, то делайте со мной что хотите". "Не стать тебе с нами говорить и на глазах наших быть", - сказала ему Софья и велела читать челобитную. Когда дочли до того места, где говорилось, что чернец Арсений-еретик с Никоном поколебали душою царя Алексея, Софья опять не вытерпела: слезы выступили у нее на глазах, она вскочила со своего места и начала говорить: "Если Арсений и Никон патриарх еретики. то и отец наш и брат такие же еретики стали; выходит, что и нынешние цари не цари, патриархи не патриархи, архиереи не архиереи; мы такой хулы не хотим слышать, что отец наш и брат еретики: мы пойдем все из царства вон". С этими словами царевна отошла от своего места и стала поодаль. Хованский, бояре все и выборные расплакались: "Зачем царям-государям из царства вон идти, мы рады за них головы свои положить". Раздались и другие речи между стрельцами: "Пора, государыня, давно вам в монастырь, полно царством-то мутить, нам бы здоровы были цари-государи, а без вас пусто не будет".