Но в то время как Лихарев вел эти переговоры с гетманами, в апреле приехал в Москву польский посланник Петр Галинский. Государь указал посольскому думному дьяку Алмазу Иванову ехать к Галинскому и расспросить, с чем он приехал? Посланник объявил, что он привез статьи, на которых становить мир между королем и великим государем, и если царское величество согласится, то должен быть назначен пограничный съезд уполномоченных для окончательного постановленья. Да он же, посланник, должен объявить о замыслах шведского короля против Московского государства: Карл Х не только обещал Радзивиллу с товарищами возвратить земли, занятые царскими войсками, но и хотел идти с войском прямо под Москву, обещал, что из Смоленска ни один кирпич не пропадет; все эти договоры и обязательства за рукою и печатями короля и графа Магнуса Делагарди у короля Яна Казимира и у полковников есть, и с этих подлинных листов присланы с ним, Галинским, списки. Без представления государю Галинского позвали в ответ к окольничему Богдану Матвеевичу Хитрову и дьяку Алмазу Иванову, несмотря на то что посланник со слезами просил позволения сперва поднести королевскую грамоту самому царю. Галинский объявил следующие статьи: 1) король желает мира; 2) чтоб государь уступил королю все завоеванное. На замечание, что это дело нестаточное, Галинский сказал: "Если мало попросить, так незачем и уговору быть, а как много попросить, так есть из чего убавить, а все это в воле великого государя". Галинский больше всего старался произвести раздражение против шведов. "Королю и народу, - говорил он, - не так досадно на царское величество, хотя у них государство опустошено, как досадно на шведов, которые, видя их упадок и разоренье, не выждав перемирных семи лет, напали на них невинно и, сговорясь с еретиками венграми, разоренье сделали большое; мириться со шведами король и сенаторы без воли царского величества не будут, в том я дам письмо за своею рукою".
После этих объяснений Галинский был представлен государю и позван в другой раз в ответ к тем же Хитрову и Алмазу. Дьяк объявил, что хотя великому государю за многие грубости и досады к миру склонности учинить и не довелось, однако по прошенью цесаря Фердинанда на то изволяет. Галинский дал запись, что король без воли царской, до съезда великих послов, со шведским королем мириться не будет; Хитров же со своей стороны объявил, что если шведский король докончанье нарушит и на царские города наступит, то государь отпор ему давать велит. Условились, что до посольского съезда, который должен быть в одном из пограничных городов, с обеих сторон неприятельские действия прекращаются. С этим Галинский и отправился из Москвы.
Отправлены были и австрийские послы: 25 апреля им было сказано, что 27 числа они будут у государя на отпуске и у стола, а отпуск им будет потому, что посланы от государя и от них гонцы к цесарю, положен им срок приехать к первому маю, май месяц близко, а про гонцов и вести нет; великому государю дожидаться нельзя, в первых числах мая он идет на своего неприятеля со многими войсками, и потому им, послам, теперь делать нечего; если же цесарь изволит для посредства прислать других послов, то те послы будут у царского величества в походе. Тщетно послы возражали, что отпуска не примут, потому что гонец их не бывал, а, не дождався гонца, ехать им к цесарю не с чем; тщетно били челом, чтоб государь взял их с собою в поход; им объявлено, что государь идет в свои новоприемные города, в Великое княжество Литовское, что посольский съезд будет в Вильне и никак не раньше последних чисел июля или первых августа, и потому им, послам, ждать долго, а в поход за царским величеством идти непристойно. Послы спрашивали: куда царскому величеству из литовских нововзятых городов поход будет? Думный дьяк отвечал: "Нам царского величества мысль ведать нельзя, да и спрашивать о том страшно". На это Аллегретти сказал: "У испанского короля однажды войска многие были изготовлены и корабли воинские; спрашивали у него ближние люди: куда он эти корабли и войско изготовил? Король отвечал: что у него сдумано, того им ведать ненадобно; если б он ведал, что рубашка его думу знала, то он бы ее сейчас в огонь кинул".
Отправлены были послы польский и австрийские, но оставались в Москве шведские, приехавшие еще в декабре 1655 года для подтверждения Столбовского докончания. Послы эти были: Густав Белке, Александр фон-Ессен и Филипп фон-Крузенштерн. С самого начала послы должны были увидать, что Столбовское докончание не будет подтверждено. В ответе 17 января 1656 года послы сказали боярам: "Польский король хотя теперь, кажется, и пропал, только у него друзей много, которые с ним одной римской веры; они, надобно думать, за него вступятся, чтоб вера их, римская, не погибла; так царское величество изволил бы с государем нашим королем на этого общего неприятеля соединиться и укрепиться и стоять на него сообща: оберегаться от него надобно гораздо, чтоб за него иной какой недруг не встал и ссоры и лиха какого не учинил да чтоб царское величество изволил послать к королевскому величеству своих послов". Начались споры за новые титулы: "Белой России, литовский, волынский и подольский", которых послы не хотели давать государю, отговариваясь новостию дела, своим незнанием об нем; особенно же казались послам сомнительны титулы: "восточного и западного, и северного", потому что владения королевские, говорили они, сходятся с владениями царского величества. На вопрос послов, зачем государь так начал писаться, бояре отвечали: "За великим государем нашим в тех странах государства есть: на востоке - царство Казанское и Астраханское, а на западе и севере - Сибирское царство и иные многие города и места". Бояре объявили решительно, что без грамоты, в которой вполне будут написаны царские титулы, не станут подтверждать вечного докончания; не скрывали и главной причины неудовольствия. "С королевской стороны, - говорили они, - делается многая неправда к нарушению вечного докончания: когда великий государь ходил на польского короля своею парсуною и многие земли взял, а другие хотели добить ему челом, в то время государь ваш, видя, как Польша и Литва под государеву высокую руку мало не все клонятся, не обославшись с царским величеством, пошел в польские города войною и у царских ратных людей от Полоцка дорогу велел перенять, и под которыми городами царские ратные люди стояли и на время по прошенью осадных сидельцев поотошли, королевские ратные люди, обольстя осадных сидельцев, те города взяли и, приезжая в уезды, занятые царскими войсками, берут всякие запасы самовольством; города, покорившиеся царскому величеству, перезывают на свою сторону, бесчестя государя и все Московское государство; Делагарди писал к полякам, перезывая их на шведскую сторону с устрашеньем, и в той же грамоте царское величество написал неприятелем". Послы по настоянию бояр отправили гонца к своему королю, чтоб позволил переменить грамоту, написать в ней новые титла царские. Послы жаловались боярам: "Которые поляки поддались было королевскому величеству, и тех поляков они видели в Москве, и государем они пожалованы". Бояре отвечали: "Кто царского величества милости поищет и к государю приедет, тех царское величество жалует. Ведомо царскому величеству учинилось, что королевское величество ссылается с подданными царскими, с гетманом Богданом Хмельницким и с Васильем Золотаренком, призывает их к себе в подданство, отводя от высокой руки царской". Бояре показали и грамоту королевскую к Золотаренку. Послы, посмотрев грамоту, сказали: "Переведена грамота не прямо: говорите, что король призывает Золотаренка в подданство, а король только призывает его к себе на помощь на общего недруга; а к Хмельницкому посылал король для того, что они сами королевскому величеству били челом в подданство и приказывали говорить: если король их не примет, то они опять поддадутся польскому королю. Но король и не мыслит принять их в подданство, писал к Золотаренку, чтоб подождал указа и никуда не ходил, а к Хмельницкому писал, чтоб козаки полякам не поддавались". Бояре: "Грамота переведена справчиво: король пишет Золотаренку, что за его службу, за искание королевской милости похваляет, а Золотаренко писал к королю, поддаваясь ему нарочно, изведывая, какова королевская дружба к царскому величеству, и когда король его грамоту принял с радостию и отвечал с похвалою, то Золотаренко грамоту королевскую для обличенья неправды тотчас к царскому величеству прислал. Великое княжество Литовское бог дал царскому величеству, и королю в поветы великого княжества вступаться не довелось: королевскому величеству бог поручил в Короне Польской взять Краков и Варшаву в то время, как от царских ратных людей польские и литовские люди изнемогли; а когда польские и литовские люди были в целости, тогда король на них не наступал. И если король, забыв это, велел захватывать царские города и поветы, то хотя и малые места неправдою захватили, однако за малые придется отдать большие". Послы возражали, что о таких ссорах можно послать сыскать и дело исправить бесспорно, но бояре прямо указывали на необходимость войны: "Этого дела вершить нечем, кроме того, что за малые места отдавать вам большие места".