Глава пятая. Внутреннее состояние Московского государства в царствование Михаила Феодоровича (часть 28)

<< назад | начало | вперед >>

Мы слышали на соборе сильные жалобы на неудовлетворительное состояние правосудия; как образчик понятий некоторых русских людей о современных им делопроизводителях приведем наказ стольника Колонтаева слуге: "Сходить бы тебе к Петру Ильичу, и если Петр Ильич скажет, то идти тебе к дьяку Василию Сычину, пришедши к дьяку, в хоромы не входи, прежде разведай, весел ли дьяк, и тогда войди, побей челом крепко и грамотку отдай; примет дьяк грамотку прилежно, то дай ему три рубля да обещай еще, а кур, пива и ветчины самому дьяку не отдавай, а стряпухе. За Прошкиным делом сходи к подьячему Степке Ремезову и попроси его, чтоб сделал, а к Кирилле Семенычу не ходи: тот проклятый Степка все себе в лапы забрал: от моего имени Степки не проси: я его, подлого вора, чествовать не хочу; понеси ему три алтына денег, рыбы сушеной, да вина, а он, Степка, жадущая рожа и пьяная". Мы видели, что в царствование Михаила, вследствие разгрома и оскудения посадских, тяглых людей, многие из них, избывая тяжких повинностей, бегали и закладывались. Средством избывать от повинностей для тяглых людей грамотных было также поступление в подьячие, должность выгодную, которая привлекала к себе многих из духовного звания. Таким образом уменьшалось число тяглых людей, обогащавших казну своими промыслами, и чрезмерно увеличивалось число подьячих, людей, стремившихся жить и обогащаться на чужой счет, вредных обществу и государству. Мы видели, как посадские люди жаловались на такое ненужное увеличение числа подьячих, поступивших в это звание из посадских же тяглых людей. Поэтому неудивительно, что в конце 1640 года царь Михаил указал: во все приказы послать памяти, чтоб поповых и дьяконовых детей, гостиной и суконной сотен, торговых и черных сотен посадских всяких и пашенных людей и детей их в подьячие не принимали.

Относительно народного права руководились прежними понятиями и обычаями, но важною новостию было появление резидентов; должно заметить, что стесненные обстоятельства, в которых находилось Московское государство в описываемое время, заставляли прибегать к подкупам уполномоченных и вообще сильных людей при дворах иностранных.

Соблюдались еще во всей строгости старые обычаи в сношениях с чуждыми народами и их представителями, приезжавшими в Москву; но допущение все большего и большего количества иностранцев внутрь государства, явно высказываемая потребность в них, явно высказываемое признание превосходства их в науке, необходимость учиться у них предвещали скорый переворот в жизни русского общества, скорое сближение с Западною Европою. При царе Михаиле вызывали из-за границы не одних ратных людей, не одних мастеров и заводчиков, понадобились люди ученые, и в 1639 году дана была опасная грамота для приезда в Москву известному ученому голштинцу Адаму Олеарию: "Ведомо нам учинилось, - говорит царь в грамоте, - что ты гораздо научен и навычен в астроломии, и географус, и небесного бегу, и землемерию и иным многим надобным мастерствам и мудростям, а нам, великому государю, таков мастер годен". По государеву указу в 1637 году переведена была с латинского полная космография Иваном Дорном и Богданом Лыковым. С одной стороны, в науке нуждалось государство для удовлетворения самым необходимым потребностям, для охранения целости и самостоятельности своей от иностранцев, более искусных и потому более сильных; с другой стороны, нуждалась в науке церковь для охранения чистоты своего учения от людей, подобных Логину и Филарету, и вот патриарх Филарет заводит в Чудове монастыре греко-латинское училище, которое поручено было уже известному нам исправителю книг, Арсению Глухому. Надобно было спешить просвещением, ибо необходимое сближение с иностранцами, признание их превосходства вело некоторых к презрению своего и своих; узнавши чужое и признавши его достоинство, начинали уже тяготиться своим, старались освободиться от него. Мы видели, что русские люди, посланные Годуновым за границу, не возвратились в отечество; но и внутри России в описываемое время русский человек решился высказать резко недовольство своим старым и стремление к новому, чужому. Около 1632 года сказан был такой указ от великих государей князю Ивану Хворостинину: "Князь Иван! известно всем людям Московского государства, как ты был при Расстриге в приближении, то впал в ересь и в вере пошатнулся, православную веру хулил, постов и христианского обычая не хранил и при царе Василии Ивановиче был за то сослан под начал в Иосифов монастырь; после того, при государе Михаиле Феодоровиче, опять начал приставать к польским и литовским попам и полякам, и в вере с ними соединился, книги и образа их письма у них принимал и держал у себя в чести; эти образа и письмо у тебя вынуты, да и сам ты сказал, что образа римского письма почитал наравне с образами греческого письма; тут тебя, по государской милости, пощадили, наказанья тебе не было никакого, только заказ сделан был тебе крепкий, чтоб ты с еретиками не знался, ереси их не перенимал, латинских образов и книг у себя не держал. Но ты все это забыл, начал жить не по-христиански и впадать в ересь, опять у тебя вынуто много образов латинского письма и много книг латинских, еретических; многие о православной вере и о людях Московского государства непригожие и хульные слова в собственноручных письмах твоих объявились, в жизни твоей многое к христианской вере неисправленье и к измене шаткость также объявились подлинными свидетельствами: ты людям своим не велел ходить в церковь, а которые пойдут, тех бил и мучил, говорил, что молиться не для чего и воскресение мертвых не будет: про христианскую веру и про святых угодников божиих говорил хульные слова; жить начал не по христианским обычаям, беспрестанно пить, в 1622 году всю Страстную неделю пил без просыпу, накануне Светлого воскресенья был пьян и до света за два часа ел мясное кушанье и пил вино прежде Пасхи, к государю на праздник Светлого воскресенья не поехал, к заутрене и к обедне не пошел. Да ты же промышлял, как бы тебе отъехать в Литву, двор свой и вотчины продавал, и говорил, чтоб тебе нарядиться по-гусарски и ехать на съезд с послами; посылал ты памяти к Тимохе Луговскому и Михайле Данилову, чтоб тебя с береговой службы переписали на съезд с литовскими послами. Да ты же говорил в разговорах, будто на Москве людей нет, все люд глупый, жить тебе не с кем, чтоб тебя государь отпустил в Рим или в Литву: ясно, что ты замышлял измену и хотел отъехать в Литву, если бы ты в Литву ехать не мыслил, то зачем было тебе двор свой и вотчины продавать и с береговой службы переписываться на литовский съезд? Да у тебя же в книжках твоего сочинения найдены многие укоризны всяким людям Московского государства, будто московский народ кланяется св. иконам по подписи, хотя и не прямой образ: а который образ написан хотя и прямо, а не подписан, тем не кланяются, да будто московские же люди сеют землю рожью, а живут все ложью, приобщенья тебе с ними нет никакого, и иные многие укоризненные слова писаны на виршь (стихами): ясно, что ты такие слова говорил и писал гордостью и безмерством своим, по разуму ты себе в версту никого не поставил, и этим своим бездельным мнением и гордостью всех людей Московского государства и родителей своих обесчестил. Да в твоем же письме написано государево именованье не по достоинству: государь назван деспотом русским, но деспота слывет греческою речью - владыка или владетель, а не царь и самодержец, а ты, князь Иван, не иноземец, московский природный человек, и тебе так про государское именованье писать было непристойно: за это довелось было тебе учинить наказанье великое, потому что поползновение твое в вере не впервые и вины твои сыскивались многие; но по государской милости за то тебе наказанья не учинено никакого, а для исправленья твоего в вере посылан ты был под начал в Кириллов монастырь, в вере истязан и дал обещанье и клятву, что тебе вперед православную веру, в которой родился и вырос, исполнять и держать во всем непоколебимо, латинской и никакой ереси не принимать, образов и книг латинских не держать и в еретические ученья не впадать. И государи, но своему милосердному нраву, милость над тобой показали, из Кириллова монастыря велели взять тебя к Москве и велели тебе видеть свои государские очи и быть в дворянах по-прежнему".

<< назад | начало | вперед >>