Глава седьмая. Междуцарствие (часть 15)

<< назад | начало | вперед >>

21 ноября Сигизмунд дал знать боярам, что ему надобно прежде истребить калужского вора и его приверженцев, вывести польских и литовских людей, очистить города и, успокоивши таким образом Московское государство, пойти на сейм и там покончить дело относительно Владислава; король в своей грамоте причисляет Смоленск к тем городам, которые вору прямят, и потому пишет: "До тех пор, пока смольняне не добьют нам челом, отступить нам не годится, и для всего государства Московского не беспечно". 30 ноября Салтыков и Андронов, пришедши вечером к патриарху, просили его благословить народ на присягу королю. Так говорит казанская грамота, посланная в Хлынов; она прибавляет, что на другой день приходил к патриарху просить о том же деле и Мстиславский, что патриарх не согласился на его просьбу и у них с патриархом была ссора, патриарха хотели зарезать, тогда патриарх послал по сотням к гостям и торговым людям, чтобы приходили к нему в соборную церковь; гости, торговые и всякие люди, пришедши в Успенский собор, отказались целовать королю крест, несмотря на то что толпы вооруженных поляков стояли у собора. На приведенное известие нельзя во всем положиться, ибо это пишут казанцы, желающие оправдать свою присягу Лжедимитрию; ниоткуда не видно, чтобы Салтыков счел возможным и полезным так круто повернуть дело и прямо требовать присяги королю; соображаясь с намерениями Салтыкова, высказанными в его письмах к Сапеге, можно положить, что он вместе с Мстиславским ходил к Гермогену требовать его согласия на призвание короля в Москву и что патриарх не согласился. Как бы то ни было, народ видел ясно, что дело идет дурно относительно Владислава, и волнения в пользу вора усиливались. Схвачен был поп Харитон, который ездил в Калугу от имени всех москвичей звать самозванца к столице, на первой пытке он оговорил в сношениях с вором князей: Василия и Андрея Васильевичей Голицыных, Ивана Михайловича Воротынского и Засекина; на второй пытке он с князя Андрея Голицына сговорил, что тот с вором не ссылался: несмотря на то, и Голицына отдали под стражу вместе с Воротынским и Засекиным, потому что он еще прежде возбудил против себя ненависть поляков: однажды, когда Гонсевский сидел в Думе с боярами и явился туда дворянин Ржевский с объявлением, что король пожаловал ему окольничество, то Голицын обратился к Гонсевскому с такими словами: "Паны поляки! Кривда большая нам от вас делается. Мы приняли королевича в государи, а вы его нам не даете, именем королевским, а не его листы к нам пишут, под титулом королевским пожалования раздают, как сейчас видите: люди худые с нами, великими людьми, равняются. Или вперед с нами так не делайте, или освободите нас от крестного целования, и мы будем промышлять о себе". Дело Харитона и весть, что Иван Плещеев хочет напасть на поляков в Москве, дали Гонсевскому повод ввести немцев в Кремль и прибрать все к своим рукам.

Дела на северо-западе шли дурно для поляков и их приверженцев. В Новгород отправлен был с войском сын Михайлы Салтыкова, Иван, для охранения его от шведов и воров. Салтыков, называя себя подданным королевским, доносил своему государю Сигизмунду, что на дороге в Новгород он послал его жителям грамоту с увещанием целовать крест королевичу Владиславу, от Московского государства не отступать и во всем великим государям служить и прямить. Новгородцы отвечали, что они послали в Москву узнать о подлинном крестном целованье и привезть список с утвержденной записи и, когда посланные возвратятся, тогда они, новгородцы, поцелуют крест Владиславу, но прежде этого Салтыкова в город не пустят, потому что другие города, присягнувши Владиславу, впустили к себе польских и литовских людей и черкас и те лучших людей били, грабили и жгли. В то же время Салтыков узнал, что в Новгород присылают из Пскова грамоты с увещанием покориться лучше царику калужскому, чем иноверному поляку, и на многих новгородцев это увещание подействовало. В таких обстоятельствах Салтыков слал грамоту за грамотою в Москву, чтобы бояре тотчас же отпустили новгородских послов для предупреждения смуты в пользу вора. Наконец эти посланцы возвратились, но и тут новгородцы впустили к себе Салтыкова не прежде, как взявши с него присягу, что войдет в город только с русскими людьми а литовских никаких людей в город не пустит. Салтыков привел новгородцев к присяге Владиславу и разослал по окрестным городам увещательные грамоты последовать примеру новгородцев и от Московского государства не отставать. Торопчане послушались, но скоро дали знать Салтыкову, что, несмотря на их крестное целованье Владиславу, литовские люди опустошают их уезд, мучат, жгут, бьют и ведут в полон людей; видя это, другие города решились не целовать креста поляку и сесть в осаде. Салтыков от имени дворян и детей боярских бил челом Сигизмунду, чтоб унял своих подданных, как будто король имел для того какие-нибудь средства.

Еще хуже для Владислава шли дела на востоке: здесь Казань явно присягнула самозванцу, Вятка последовала ее примеру. Летопись говорит, что когда казанцы согласились целовать крест Лжедимитрию, то этому воспротивился второй воевода, знаменитый Богдан Бельский, за что и был убит; но грамоты, разосланные из Казани в другие города, написаны от имени воевод Морозова и Бельского: впрочем, Бельский мог сопротивляться и после рассылки грамот, за что и был убит. Вместе с грамотами разосланы были и присяжные записи, как целовали крест казанцы; присягавший должен был клясться: "От литовских людей нам никаких указов не слушать и с ними не ссылаться, против них стоять и биться до смерти. Козаков нам волжских и донских, терских и яицких и архангельских стрельцов в город помногу не пускать и указов их не слушать же, а пускать козаков в город для торговли понемногу, десятка по два или по три, и долго им в городе не жить". Эти слова очень замечательны; казанцы присягают Лжедимитрию, ибо видят, что Москва занята поляками, но вместе с тем не хотят козаков: дурной знак для самозванцев, царей козацких, невольная верность к ним не будет продолжительна. Замечателен также ответ пермичей вятчанам на их увещания признать Димитрия: пермичи говорят в своей отписке, что они получили вятские грамоты и разослали их по своим городам, но о желании своем присягать Димитрию ни слова, пишут только: "В соединеньи быть и за православную христианскую веру на разорителей стоять мы ради. И вам бы, господа, с нами быть в совете по-прежнему и с торгами, с хлебом и мясом и со всякими товарами торговых и всяких людей из Вятки к нам отпускать, и нам бы со своими торгами к вам ездить по-прежнему; и вперед какие у нас вести будут, то мы к вам эти вести станем писать; а что, господа, у вас вперед каких вестей откуда-нибудь объявится, и вам бы, господа, о том к нам писать почасту". Таким образом, пермичи остаются верны своему прежнему выжидательному поведению, желая сноситься с своими соседями о добром деле, а не о крестном целовании.

<< назад | начало | вперед >>