Борис по характеру своему особенно дорожил медиками, потому что трепетал за свое здоровье и здоровье своего семейства, думал, что враги постоянно умышляют против его жизни и здоровья, следовательно, хотел окружить себя искусными людьми, которые могли бы противодействовать вражьим замыслам. У него было шесть иностранных медиков, которым он давал богатое содержание и подарки, почитал их, как больших князей или бояр, позволил им построить себе большую протестантскую церковь. Относительно медицинских понятий века сохранился любопытный разговор печатника Василья Щелкалова с приехавшим из Англии доктором Вильсом. Щелкалов спрашивал доктора: "Сказываешься ты доктор, а грамота у тебя Елисавет королевнина докторская и книги докторские и лечебные и зелье с тобою есть ли? И как немочи знаешь? И по чему у человека какую немочь познаешь?" Доктор отвечал: "Которые книги были со мною повезены из Английской земли для докторства, и я те книги все оставил в Любеке для проезда, сказывался в дороге торговым человеком для того, чтоб меня пропустили, а зелья не взял для проезду же, потому что нас, докторов, в Москву нигде не пропускают". Щелкалов спросил: "По чему же тебе у человека без книги какую немочь можно познать - по водам ли или по жилам?" Доктор отвечал: "Немочь в человеке всякую можно и без книг разумом знать по водам; а если будет в человеке тяжкая болезнь, то ее и по жилам можно познать: лечебная книга со мною есть, а старая книга у меня в голове".
Печатание книг продолжал при Годунове старый типографщик времен Грозного Андроник Тимофеев Невежа, а потом сын его, Иван Андроников Невежин. Последний в послесловии к Цветной триоди распространяется в похвалах Борису и, между прочим, говорит: "И о сем богодухновенных писаний трудолюбственном деле тщание велие имел и с прилежным усердием слова истины исправляя, делателей же преславного сего печатного дела преизобилне своими царскими уроки повсегда удоволяя, и дом превелик устроити повеле: в нем же трудолюбному сему книжного писания печатному делу совершатися".
Ясно высказанная правительством необходимость сближения с иностранцами для заимствования у них знаний, ясно высказанное, следовательно, убеждение в превосходстве иностранцев, у которых должно учиться, умножение числа этих иностранцев в войске, появление их в сословии торговом, почесть, которую оказывал им царь, державший медиков своих, как князей или бояр, - все это не могло не породить в некоторых русских людях желания подражать иностранцам и начать это подражание, по известному закону, со внешнего вида. Современники Борисова царствования, и свои и чужие, согласно говорят о пристрастии русских к иноземным обычаям и одеждам, о введении обычая брить бороды, причем выставляется и причина: царь очень любил иностранцев, был их потаковником. Приверженцы старины обратились к патриарху: "Отец святый! - говорили они ему, - зачем ты молчишь, видя все это?" Совесть Иова уязвлялась этими речами, как стрелами, но говорить царю против нововведений у него недоставало духа: "Видя семена лукавствия, сеемые в винограде Христовом, делатель изнемог и только, к господу богу единому взирая, ниву ту недобрую обливал слезами.