Паны действительно находились в затруднительном положении, выбравши двух королей; их вывели из этого затруднения медленность Максимилиана и быстрое движение Батория, который, подтвердивши все предложенные ему условия, 18 апреля 1576 года уже имел торжественный въезд в Краков, а 1 мая короновался. Максимилиан в апреле 1576 года писал к царю: "Думаем, ты давно уже знаешь, что мы в прошлом декабре с великою славою и честью выбраны на королевство Польское и Великое княжество Литовское, думаем, что вашему пресветлейшеству то будет не в кручину". Иоанн отвечал: "Мы твоему избранию порадовались; но после узнали, что паны мимо тебя выбрали на королевство Стефана Батория, воеводу седмиградского, который уже приехал в Краков, короновался и женился на королевне Анне, и все паны, кроме троих, поехали к нему. Мы такому непостоянному разуму у панов удивляемся; чему верить, если слову и душе не верить? Так ты бы, брат наш дражайший, промышлял о том деле поскорее, пока Стефан Баторий на тех государствах крепко не утвердился; и к нам отпиши с скорым гончиком, с легким, как нам своим и твоим делом над Польшею и Литвою промышлять, чтоб те государства мимо нас не прошли и Баторий на них не утвердился. А тебе самому хорошо известно: если Баторий на них утвердится из рук мусульманских, то нам, всем христианским государям, будет к великому убытку". Но Максимилиан, вместо того чтоб промышлять вместе с царем над Польшею, сердил только его просьбами не трогать убогой Ливонии, тогда как Иоанн, наоборот, видя, что в Польше сделалось не так, как он желал, решился во что бы то ни стало покончить с Ливониею.
Мы видели, что здесь кроме поляков Иоанн должен был воевать и с шведами, занявшими Ревель. После неудачной осады этого города Иоанн в конце 1571 года сам приехал в Новгород, приказавши полкам собираться в Орешке и в Дерпте для войны со шведами в Эстонии и Финляндии. Но прежде ему хотелось попробовать, не согласятся ли шведы, испуганные его приготовлениями, уступить без войны Эстонию. Для этого он призвал шведских послов и предложил им не начинать войны до весны будущего года, если король Иоанн пришлет других послов в Новгород, с ними 10000 ефимков за обиду прежних московских послов, ограбленных во время восстания на Эрика, 200 конных воинов, снаряженных по немецкому обычаю, пришлет также рудознатцев, обяжется свободно пропускать в Россию медь, олово, свинец, нефть, также лекарей, художников и ратных людей. Послы подписали эту грамоту; говорили, что король во всем исправится и добьет челом; необходимым условием мира Иоанн поставил отречение короля от Эстонии; кроме того, требовал, чтоб король заключил с ним союз против Литвы и Дании и в случае войны давал ему 1000 конных и 500 пеших ратников; наконец, требовал, чтоб король включил в царский титул название шведского и прислал свой герб для помещения его в герб московский; царь оправдывал себя пред послами относительно требования королевы Екатерины от Эрика: "Мы просили у Эрика сестры польского короля, Екатерины, для того чтоб нам было к повышению над недругом нашим, польским королем: чрез нее хотели мы с ним доброе дело постановить; а про Иоанна нам сказали, что он умер и детей у него не осталось". Все эти требования относительно титула и герба были не иное что, как запросы, считавшиеся необходимыми в то время; от них запрашивающий легко отказывался, смотря по большей или меньшей твердости, оказываемой противною стороною; тон этих запросов, разумеется, соответствовал значению тех государств, к которым обращались с запросами; мы видели, какие формы допускались в сношениях с Швециею и Даниею: челобитья, пожалование и т. п. Но эти формы давно уже оскорбляли королей шведских; понятно, как должен был оскорбиться король Иоанн запросами царя, особенно при сильной личной ненависти его за дело о Екатерине. Он не отправил новых послов для заключения мира; мало этого, орешковский наместник, князь Путятин, доносил государю, что выборгский королевский наместник писал ему непригоже, будто бы сам царь просил мира у шведских послов. Иоанн отвечал на это королю такою грамотою: "Скипетродержателя Российского царства грозное повеление с великосильною заповедию: послы твои уродственным обычаем нашей степени величество раздражили; хотел я за твое недоуметельство гнев свой на твою землю простреть, но гнев отложил на время, и мы послали к тебе повеление, как тебе нашей степени величество умолить. Мы думали, что ты и Шведская земля в своих глупостях сознались уже; а ты точно обезумел, до сих пор от тебя никакого ответа нет, да еще выборгский твой прикащик пишет, будто нашей степени величество сами просили мира у ваших послов! Увидишь нашего порога степени величества прощенье этою зимою; не такое оно будет, как той зимы! Или думаешь, что по-прежнему воровать Шведской земле, как отец твой через перемирье Орешек воевал? Что тогда доспелось Шведской земле? А как брат твой обманом хотел отдать нам жену твою, а его самого с королевства сослали! Осенью сказали, что ты умер, а весною сказали, что тебя сбили с государства. Сказывают, что сидишь ты в Стекольне (Стокгольме) в осаде, а брат твой, Эрик, к тебе приступает. И то уже ваше воровство все наружи: опрометываетесь, точно гад, разными видами. Земли своей и людей тебе не жаль; надеешься на деньги, что богат. Мы много писать не хотим, положили упование на бога. А что крымскому без нас от наших воевод приключилось, о том спроси, узнаешь. Мы теперь поехали в свое царство на Москву и опять будем в своей отчине, в Великом Новгороде, в декабре месяце, и ты тогда посмотришь, как мы и люди наши станем у тебя мира просить".