Глава 10. От Тильзита до Ваграма 1807-1809 гг. Часть 6

<< назад | начало | вперед >>

В Испании у Наполеона было 100 тысяч человек. Он приказал, чтобы еще 150 тысяч в спешном порядке вторглись в Испанию. Крестьянское восстание разгоралось с каждым месяцем. Испанское слово 'гверилья', 'маленькая война', неправильно передавало смысл происходящего. Эта война с крестьянами и ремесленниками, с пастухами овечьих стад и погонщиками мулов беспокоила императора гораздо сильнее, чем другие большие кампании. После рабски смирившейся Пруссии испанское яростное сопротивление казалось особенно странным и неожиданным. И все-таки Наполеон даже и не подозревал, до чего дойдет этот испанский пожар. На генерала Бонапарта это еще могло бы повлиять отчасти отрезвляющим образом, но на императора Наполеона, победителя Европы, 'бунт нищих оборванцев' уж повлиять не мог.

Не уверенный в помощи Александра и почти убежденный, что Австрия выступит против него. Наполеон поздней осенью 1808 г. помчался в Испанию. Он был полон гнева на непокорных, грязных, безграмотных испанских 'мужиков'. За это время англичане уже успели сделать высадку и вытеснили французов из Лиссабона. Португалия стала не французской, а английской базой. Французы владели только северной Испанией, до реки Эбро, в других местах их уже почти не было. У испанцев была уже армия, вооруженная английскими ружьями. Наполеон перешел в наступление против испанской армии. При Бургосе 10 ноября 1808 г. он нанес испанцам страшное поражение; в ближайшие дни произошло еще два сражения, и испанская армия была, казалось, совсем уничтожена. Наполеон 30 ноября двинулся на Мадрид, защищаемый сильным гарнизоном. Интересно, что на усмирение Испании Наполеон привел (в кадрах своей армии) 'польский легион', который он велел создать еще в 1807 г., захватив Польшу. Поляки с отчаянной храбростью рубили, по его приказу, испанцев, как бы не думая о той позорной роли, которую они играли, подавляя национально-освободительное движение испанского народа. Наполеон сказал полякам, что они еще должны заслужить, чтобы он пожелал воскресить Польшу,- вот поляки и заслуживали себе отечество, отнимая у испанцев их отечество. 4 декабря 1808 г. Наполеон вошел в Мадрид. Столица встретила завоевателя гробовым молчанием. Наполеон сейчас же объявил Испанию и столицу на военном положении и учредил военно-полевые суды. Затем император выступил против англичан. Генерал Мур был разбит и убит во время преследования остатков английской армии французами.

Казалось, опять погибнет испанское дело. Но чем хуже шли дела восставшего населения, тем яростнее становилось его сопротивление.

Город Сарагосса был осажден французами и держался несколько месяцев. Наконец, маршал Ланн взял ее внешние укрепления и ворвался в город 27 января 1809 г. Но тут произошло нечто такое, чего не бывало ни при какой осаде: каждый дом превратился в крепость; каждый сарай, конюшню, погреб, чердак нужно было брать с бою. Целых три недели шла эта страшная резня в уже взятом, но продолжавшем сопротивляться городе. Солдаты Ланна убивали без разбора всех, даже женщин и детей, но и женщины и дети убивали солдат при малейшей их оплошности. Французы вырезали до 20 тысяч гарнизона и больше 32 тысяч городского населения. Маршал Ланн, лихой гусар, ничего на свете не боявшийся, побывавший уже в самых страшных наполеоновских битвах, не знавший, что такое означает слово 'нервы', и тот был подавлен видом этих бесчисленных трупов, вповалку лежавших в домах и перед домами, этих мертвых мужчин, женщин и детей, плававших в лужах крови. 'Какая война! Быть вынужденным убивать столько храбрых людей или пусть даже сумасшедших людей! Эта победа доставляет только грусть!'- сказал маршал Ланн, обращаясь к своей свите, когда все они проезжали по залитым кровью улицам мертвого города.

На Европу осада и гибель Сарагоссы произвели потрясающее впечатление, и больше всего на Австрию, Пруссию, на другие германские государства. Волновало, смущало, стыдило сравнение между поведением испанцев и рабской покорностью немцев.

Однако захватническое хищничество наполеоновской монархии не могло надолго оставить в бездействии буржуазию покоренных стран. Пробужденная Наполеоном к жизни, избавленная от феодально-крепостнического уклада, вытолкнутая на арену свободного капиталистического развития, буржуазия покоренной Европы вынуждена была искать новых путей, чтобы избавиться в свою очередь от тех экономических тисков, в которые зажала ее политика Наполеона.

Пути эти открывались по мере развития национально-освободительного движения против Наполеона. Отдельные вспышки этого движения была в 1803, 1809 и 1810 гг., а в 1813 г. оно разгоралось могучим пожаром во всех странах, оказавшихся под гнетом наполеоновского правления.

Наполеон в 1806 г. и до разгрома Пруссии показал, как он будет относиться к малейшим попыткам возрождения духа национального протеста в немецком народе. Теперь, после Тильзита, Наполеон считал возможным проделывать все, что ему заблагорассудится, не только в Баварии или в государствах Рейнского союза, но и в Гамбурге, и в Данциге, и в Лейпциге, и в Кенигсберге, и в Бреславле, и вообще во всей Германии.

Наполеон не знал, что в Берлине Фихте в своих лекциях делает туманные патриотические намеки, не знал, что в германских университетах образуются студенческие кружки, еще не смеющие прямо говорить о восстании против всеобщего поработителя, но одушевленные тайной и глубокой ненавистью к нему. Он не очень учитывал, что германская буржуазия в вассальных странах, хоть и радуется введению Наполеоновского кодекса, крушению феодализма, находит наложенное политическое и финансовое французское иго, сопряженное с 'налогом кровью', т. е. с рекрутскими наборами для пополнения французской великой армии, слишком тяжелым, слишком уж дорогой платой. Всего этого он не знал или не хотел знать.

В Эрфурте немецкие монархи, немецкие аристократы и аристократки вели себя, по выражению одного наблюдателя, как лакеи и горничные у сердитого барина, который, однако, если вовремя поцеловать у него ручку, бывает иногда щедр на подарки. Первый поэт Германии, Гете, домагался аудиенции, и когда Наполеон наконец принял его в Эрфурте (забыв, впрочем, пригласить сесть старого поэта) и изволил милостиво одобрить 'Вертера', то Гете был в полном восторге. Словом, верхи Германии, с которыми только и имел непосредственные отношения Наполеон, ничуть не проявили и тогда и намека на протест. Народ молчал и повиновался. Но зато известия из Австрии становились все тревожнее.

В Австрии учитывали, что Наполеон на этот раз сможет драться лишь одной рукой, потому что другая у него занята; на ней повис страшный испанский груз. В Австрии знали, что Наполеон ни за что Испанию не оставит, что для него это уже не только каприз деспота, а нечто другое, что он увяз там надолго. И знали не только это: понимали и причину. Континентальная блокада в это время все усиливалась новыми дополнительными декретами, новыми полицейскими мерами и новыми политическими актами французского императора. Отказаться от Пиренейского полуострова теперь, когда там уже появились англичане, значило отказаться от континентальной блокады, т. е. от основной пружины всей наполеоновской политики.

<< назад | начало | вперед >>